Ниже публикуются письма С.М.Эйзенштейна к матери с декабря 1919-го по июль 1920 года (это продолжение публикации—начало в предыдущем номере «Киноведческих записок»).

Как мы помним, 21 августа 1919 года сын из Холма отправил телеграмму, что приедет в Петроград 25 августа. Он пробыл в материнском доме примерно месяц и в конце сентября вернулся в Холм вместе с Юлией Ивановной. Точную дату их приезда на место службы сына в военное строительство (как и дату отъезда из Петрограда) еще предстоит установить. Однако это произошло не позднее 3 октября. Именно этим числом помечена первая запись в дневнике, который Сергей Михайлович начал было вести в Холме (см.: РГАЛИ, ф. 1923, оп. 2, ед. хр. 1098, л. 1). Последняя запись в нем датирована 20 октября 1919 года. (В тетради осталось много незаполненных листов—первую попытку Эйзенштейна систематически вести дневник можно признать неудавшейся.)

Где-то в середине следующего месяца Сергей Михайлович получил назначение в Великие Луки, откуда 19 ноября отправил матушке первое письмо. В нем он сообщал, что оказался прикомандированным к Управлению строительства, поскольку оказалось, что участок, где он должен был служить, не создан, а тот, где служил, будет располагаться на передовых позициях  в Пскове. «Меня же Сергей Николаевич (речь идет об ответственном руководителе строительства Пейче.—В.З.) оставляет здесь помощником Александра Алексеевича (имеется в виду Строев.—В.З.)» (там же, оп. 1, ед. хр. 1548, л. 144). Итак, стараниями С.Н.Пейча будущий режиссер был оставлен в Великих Луках, где пробыл до конца мая 1920 года.

Об этом сезоне—1919/20 года (прибегнем к театральному термину)—известно гораздо больше, чем о предыдущем. Еще в 1958 году в журнале «Искусство кино» (№ 1, с. 76–85) были напечатаны воспоминания К.С.Елисеева об этом периоде жизни и творчества Сергея Михайловича. В сборнике «Эйзенштейн в воспоминаниях современников» к ним был добавлен мемуарный очерк Нины Зайцевой «В Великих Луках». Там же, в статье А.Февральского «Театральная молодость» содержались дополнительные сведения о любительских спектаклях Эйзенштейна, записанные историком театра с его слов. А.Никитиным дважды, сначала в № 25 «Киноведческих записок», а затем в книге «Московский дебют Сергея Эйзенштейна», были напечатаны письма сына к матери из Минска (за август и сентябрь 1920 года).

Тем не менее многие факты и подробности остаются неизвестными. Кроме того, всегда необходимо сопоставить изложенное другими со свидетельствами самого участника событий. Думается, публикуемые ниже шестнадцать писем (главным образом, в извлечениях) добавят много нового к уже известному, а известное осветят с иной точки зрения.

Так, весьма существенным представляется пребывание, пусть кратковременное, Эйзенштейна в Петрограде во второй половине марта 1920 года, где он намеревался «попасть в театры». Этот визит обострил желание начинающего режиссера вернуться в северную столицу. 4 апреля он написал матери: «Пропасть бы “насовсем” в Петро, все равно под флагом кого и чего!» (РГАЛИ, ф. 1923, оп. 1, ед. хр. 1549, л. 16 об. и 18 об.).

Большой интерес представляет и то обстоятельство, что уже в Великих Луках Эйзенштейн успел поработать и в профессиональном театре—правда, всего лишь статистом, актером «на выходах».

Наконец, 11 июля 1920 года в Смоленске он получил удостоверение личности на «художника-декоратора», что открывало для него «новую страницу жизни».

Надо сказать, что полугодовое пребывание в Великих Луках—один из важнейших периодов в становлении Эйзенштейна—театрального деятеля. Здесь он поставил и оформил три спектакля: «Зеркало» Ф.М.Случайного, «Двойник» А.Аверченко и «Марат» А.Амнуэля. В качестве художника работал над пьесой Ромена Роллана «Взятие Бастилии». Он участвовал в создании Студии, где попытался наладить обучение участников любитель-ской труппы начаткам профессиональных умений. Обо всем этом он писал матери. (К сожалению, утрачено письмо с подробным рассказом о работе Студии.)

Однако главным итогом пребывания в Великих Луках было завершение первой литературной работы—«Заметок касательно театра». В них Эйзенштейн изложил свои взгляды на театральное искусство. «Заметки» занимают две тетради (там же, оп. 2, ед хр. 1099 и 1100). Они датированы и перенумерованы. В первой тетради №№ 1–28, с 13 мая по 25 июля 1919 года, во второй— №№ 29–60, с июля по декабрь 1919 года. Первая тетрадь и половина второй опубликованы (см.:  Мнемозина. Исторический альманах. Вып. 2.
М.: «Эдиториал УРСС», 2000, с. 199–244).

О начале работы над записями о театре сын сообщил матери летом 1919 года. Они делались им на отдельных листочках. Именно в Великих Луках он переработал разрозненные записи в «Заметки касательно театра». Теоретическая работа, как и всегда у Эйзенштейна, опиралась на собственный театральный опыт. Соображения юного неофита о принципах постановки средневековых мираклей, оценка идей Крэга и Мейерхольда, воображаемое воплощение самых разных пьес (в том числе и своих драматургических опусов)—все это стимулировалось собственной практикой, но зачастую ставило проблемы, к которым эти скромные опыты не имели прямого отношения.

Время переработки первоначальных записей можно определить, анализируя содержание окончательных. Обратим внимание на запись под
№ 22. Она кончается авторским примечанием: «(№№ 19, 20, 21 и 22, переписанные с листков 3/VI—4-го, соответственно расширены и добавлены новыми мыслишками)» (Мнемозина—2, с. 222). Из авторского примечания следует, что он существенно дополнял записи при внесении в сводные тетради с отдельных листочков. Первоначальные наброски, по всей видимости, уничтожались. Во всяком случае, в архиве сохранились только единичные листы. При сличении текстов выясняется, что работа Эйзенштейном была проведена значительная.

Окончательно поможет определить сроки работы над «Заметками касательно театра» анализ записи № 23, датированной «13 июня. Эшелон. Режица». Речь в ней идет о постановке И.Лапицким оперы Жака Оффенбаха «Сказки Гофмана» в Театре музыкальной драмы в Петрограде, а также об эйзенштейновском решении этой оперы. Сергей Михайлович решил декорацию как систему ширм и уточнял: «Стиль отделки—утрированный (здесь сказываются поучения Мейерхольда) Biedermeier (хотя, виноват, это, кажется, я говорил М.П. в прошлое лето, а тогда у меня Мейерхольда еще не было—выясню по каталогу—это весьма интересно для меня!)» (там же, с. 223).

Если довериться авторской датировке—июнь 1919 года, то разговор с М.П. (Марией Павловной Ждан-Пушкиной—балериной Театра музыкальной драмы) происходил летом 1918 года. Это решительно не совпадает с реальными событиями. Как мы установили (по письмам к матери), Сергей Михайлович впервые увидел М.П. не раньше ноября 1918 года в Вожеге. Разговоры с М.П. происходили весной и летом 1919 года (до июля, когда сестры Пушкины уехали в Петроград). В сентябре 1919 года Эйзенштейн в Петрограде штудировал номера журнала «Любовь к трем апельсинам», которые и прихватил с собою при возвращении в Холм вместе с книгой Вс. Мейерхольда «О театре» (первые пометы на ней сделаны в октябре). В марте 1920 года он делает несколько эскизов оформления «Сказок Гофмана»—один из них, датированный «12/III-20», напечатан в «Мнемозине—2» (там же, с. 224). Это оформление и описывается Эйзенштейном в окончательной «Заметке». Из всего вышеперечисленного вытекает, что она заносилась в сводную тетрадь в середине марта 1920 года.

Точные сроки начала и завершения работы над «Заметками» Сергеем Михайловичем не зафиксированы. Однако мы убеждены, что работа над ними началась в конце января—начале февраля, а завершилась в конце мая 1920 года (подробная аргументация занимает слишком много места, хотя работа нами проделана и подготовлена к печати).

Надо полагать, значимость сезона 1919/20 года в жизни Эйзенштейна наглядно показывают его письма. В них содержится важная информация о художественных впечатлениях Сергея Михайловича, о круге чтения, о событиях, которые в той или иной мере формировали его как художника. Из всего объема переписки (около 30 корреспонденций, приблизительно 60 архивных листов) нами сделана выборка. Принципы публикации изложены в предыдущем номере «Киноведческих записок».

 

 

Публикаця, предисловие и комментарии В.В.Забродина