Античный парадокс: со скольких зерен начинается куча? Ответа нет, это логическая ловушка. То же самое и фильмы Ширяева: сколько людей должны были их увидеть, чтобы они считались фактом истории кино? Похоже, что киноиндустрию они вперед не двинули, хотя на самом деле трудно сказать, до сих пор их следов не искали. Можно поискать. Что касается проблемы любитель/профессионал, то в ту алхимическую  эпоху все были полу-любители, лишь с той разницей, что некоторые из них получали зарплату, а другие платили сами. Однако что мы изучаем в связи с этими фильмами—историю кинобизнеса или киноискусства? Кому служим, Богу или маммоне? Ширяев бескорыстно вкладывал средства в свое увлечение и достиг фантастических по совершенству результатов. И это главное. С точки зрения искусства то или иное количество зрителей не имеет никакого значения. Важен артефакт, а не способ его предъявления публике. Счастье, но и случайность, что пленки нашлись сейчас, когда еще живы несколько свидетелей. Это уходящая натура. Вчера их было много, сейчас мало, завтра никого не останется. Не  надо ставить историческую ценность фильмов в зависимость от этих свидетельств. Достаточно самих пленок, которые по качеству конкурентны Старевичу и заведомо лучше Ромашкова. Реальная проблема—датировка. Тут последнее слово за экспертизой. Но даже если даты будут плавать от 1904 до 1911 или чуть шире, то это не отменяет серьезнейшего значения этих лент для переоценки сложившихся представлений об эстетике раннего русского кино, генезисе киноприемов. И дело не в датах, а в уникальном художественном строе этих лент. Они дают повод говорить о еще одном пути рождения кинообраза и киноязыка (в той мере, в какой в кино можно говорить о языке) из пиктограммы, ибо что есть потактовая запись балета, как не пиктограмма? А если учесть вполне читаемый язык этой записи, поскольку в балете того времени  жесты имели четкую семантику, то удивительным образом здесь язык кино возникает непосредственно из другого языка и из пиктограммной системы записи.