Моя память сохранила впечатления от времен изобретения кинематографа до периода, когда он стал «искусством кино».

Мальчиком я помню раскрашенные ленты, где цветы превращались в девушек и девушки танцевали; где выводили осла, и из ослиного зада сыпалось золото; и тому подобные фантастические сюжеты.

Помню потрясающее впечатление от «Пригвожденного», где молодой человек поклялся любить девушку до гроба, а если она умрет, то забить гвоздь в ее гроб (?). Она умерла. Он пошел забивать гвоздь, и в суматохе прихватил свой пиджак. Кошмар. Ужас.

Афиши тогдашних электро-театров любили щеголять такими лозунгами: «нервных просят не смотреть» и т.п.

Затем Гаррисон, Макс Линдер, Пренс, Аста Нильсен. Начали привлекать внимание русские ленты. Выделялся Мозжухин, оставивший в моей памяти несколько выразительно сыгранных ролей.

В то время я не собирался быть актером не только кинематографа, но и театра, но подсознание отвлекало симпатичные мне навыки от неприемлемых для меня.

После Февральской революции наступило стихийное увлечение искусством, а Октябрьский переворот перебросил это увлечение в самую гущу народа. В то время играли все. Не было воинской части, где бы не играли. Начал играть и я, к этому времени красноармеец, добровольно вступивший в ряды Красной Армии.

<…>

К этому времени я уже играл большие роли в театре Москвы, но отказывался от кинопредложений. Все они сводились только к дублированию на экране того, что я делал в театре. Сыграл удачно какого-нибудь простака — подобное предлагалось сделать на экране. Меня как-то обидно удивляло недоверие к другим моим возможностям.

К этому времени у меня сложились артистические правила. Я отнес себя к категории актеров, заинтересованных искусностью, в противовес актерам позирующим, ну это, очевидно, оттого, что природа не наградила меня красотой, а то стоило ли затрудняться?

Отсутствие фантазии у приглашающих сниматься как-то сразу навевает скуку — так, удачно сыграв шпиона Волкова в картине «На границе» (реж. А.Иванов), я получил серию предложений играть шпионов. Я их играл бы до сего дня, если бы был «деловым человеком».

<…>

Последние годы немого кинематографа, исчерпавшего свои выразительные возможности, завели его жрецов в такие дебри индивидуалистического штукарства, что появление звука застало врасплох любителей монтажных престидижитаций. Надо было почти всё начинать сначала.

К появлению звукового кино и относится начало моей киноработы. Первой картиной с моей работой была лента по сценарию Юрия Тынянова «Поручик Киже» (реж. А.Файнциммер), играл я роль адъютанта Каблукова.

Закончив эту работу, я стал все более и более заинтересовываться общими задачами постановки в такой же степени, как и своей актерской работы — поэтому вторым дебютом в кино была «Женитьба» по Н.В.Гоголю (Ленфильм) вместе с режиссером Х.Локшиной. В этой картине я был исполнителем роли Подколесина и, кроме того, сценаристом и режиссером.

Работа эта интересна для меня еще и тем, что, когда берешься отвечать за все произведение, многое передумываешь и переосмысливаешь. Кроме того, впервые удалось всю вещь срепетировать и даже показать этот своеобразный спектакль будущих кусков кинокартины узкому кругу зрителей.

Основная установка вещи была: сделать лирическую сатиру, основываясь на определении Белинского по поводу сатиры Гоголя.

Осмысливая приемы игры, посмотрев при этом множество картин — некоторые из них пятилетней и десятилетней давности, причем некоторые из них модные для своего времени, — я пришел к убеждению, что три четверти из них смотреть нельзя, ибо они производят впечатление просто склеенного хлама. В чем дело?

Я заинтересовался вопросом «долговечности». Посмотрел фильмы своей юности — выяснилось, что Пренс и М.Линдер не вызывают даже улыбки, а драма «Оборванные струны» заставляла всех смотревших плакать... от смеха.

Архив русских картин тоже внес некую ясность в это дело: модные для своего времени режиссер Бауэр и артист Полонский нестерпимы, первый своей манерностью, а второй полной безыскусностью, а мода на такого рода мужчин давно прошла, в то время как Мозжухин (например, Германн) и сейчас производит настоящее впечатление.

Перенося вопрос «долговечности» на соседние искусства, наталкиваешься на такие факты: мы до сих пор смотрим «Царя Федора» в МХТ, Сурикова или Серова в Третьяковке, а вот читая, например, Габриэля д’Аннунцио вслух в современной обстановке, вызываешь смех.

Искусство же кино, тесно связанное с техникой, заставляет быть все время настороже, чтобы через пять лет на экране не вызывать такого же впечатления, как впечатление от проезда по современной улице на автомобиле первых годов, когда он был похож на карету, потерявшую где-то лошадь.

В первые месяцы войны посмотрел на экране свою работу 1935 года — «Женитьбу». Прошло шесть лет — еще не стыдно.

Перед войной закончил сниматься в роли Тараканова («Музыкальная история» по сценарию ныне покойного Евгения Петрова, реж. А.Ивановский и Г.Раппапорт). Картина в целом, и я в частности имели большой успех.

В дни войны особенно напряженно относишься к своей работе.

Говоря о своих военных opus’ах, с удовлетворением вспоминаю «Боевой киносборник» № 7, где я играл пьяного рядового Шульца (сценарий Н.Эрдмана и М.Вольпина, реж. С.Юткевич), который смешил москвичей в тяжелые дни октября–ноября 41 года.

С осени 43 года я впервые начал работать в цветном кино в картине «Иван Никулин — русский матрос» (сценарий Л.Соловьева, реж. И.Савченко). В этой картине я играл в новой для себя манере, ибо того требовал материал.

Весной 43 года и летом снялся в картине «Свадьба», выпускаемой к сорокалетию со дня смерти А.П.Чехова. Там я играл Жениха и, хотя работа кончена, мечтал бы снова вернуться к этому автору, который волнует меня постоянно.

Список этот не включает моей работы в режиссуре, но, резюмируя всё по своей актерской работе, я скажу так: выработались некоторые правила и принципы работы, те самые навыки и характерности, которые образуют мою, мне свойственную, манеру игры — это в плане индивидуальном, актерском, человеческом; так же, как в русло нашего искусства в целом органически влились два свойства — народность и идейность.

Близится час победы над фашизмом, и мне видится радостная перспектива расцвета нашего искусства в целом и деятельности каждого в отдельности его работника.

И личные наблюдения, навыки, мысли, хочется верить, найдут осязаемое воплощение.

 

Информацию о возможности приобретения номера журнала с полной версией этой статьи можно найти здесь.