Мировую известность Гарбо невозможно объяснить только лишь ее красотой. Конечно, ее красота — редкое явление. Высокий рост, правильные черты — все это так прекрасно сочетается, что не могло бы быть изменено ни на один миллиметр. Однако есть и другие актрисы (к примеру, Лил Даговер), наделенные не меньшей привлекательностью. Тем не менее Грета Гарбо отличается от них хотя бы даже характером своей красоты. Он не поддается никакому более точному определению: Грета Гарбо не то чтобы миловидна, но и не величественна, нельзя назвать ее и ослепительной. У нее нет свойств, она просто-напросто красавица.

Если считаться с мнением, что в облике человека выражается его глубинная сущность, то подобная, не поддающаяся определению красота может быть признаком лишь одного из двух образов жизни. Возможно, она свидетельствует об абсолютной внутренней пустоте, то есть олицетворяет бытие без содержания, чисто внешнюю гармоничность, за которой ничто не скрывается. Красота и глупость зачастую сочетаются. Другой вариант происхождения подобной красоты — внутренняя насыщенность, полнота натуры. Именно этот вариант подходит к Гарбо. Ее игра доказывает, что красота ее берет истоки не во внутренней пустоте, а в богатстве личности.

Однако ее натура ни в коем случае не стихийна, иначе красота Гарбо имела бы характерные признаки. Она была бы дикой или материнской, а сама Гарбо олицетворяла бы женское начало — и только. Разумеется, в ней есть и стихийный, инстинктивный элемент, она ведет свое начало от природы. Часто в игре Гарбо проявляется нечто народное, близкое к земле. Однако важнее всего то, что этим дело не ограничивается. Гарбо олицетворяет собой окультуренную природу, сочетающую в себе все достижения человеческого духа и вместе с тем открытую тем силам, что определяют человеческое бытие. Она идет рука об руку с разумом, ей знакома как бездна бесовской одержимости, так и невесомость возвышенного чувства. Можно сказать и так: Гарбо не столько женщина, сколько дама. Сие гармоничное сочетание элементов не осознающего себя существования и полного рефлексии бытия — не что иное, как счастливая случайность. Ни одна из этих сторон не преобладает, они находятся в раскованном равновесии, которое и отражается в красоте Гарбо: она не имела бы смысла, если бы не являлась продуктом взаимодействия стольких смыслов.                               

Однако чудесен не только этот дар — еще чудеснее искусство его использовать. Именно ему, а не своей красоте, Гарбо обязана мировой славой. Она с почти инстинктивной точностью осуществила то, к чему предопределила ее сама природа — быть женщиной в полном смысле этого слова. Тайна Гарбо и состоит, собственно, в том, что она воплощает не определенный типаж, а целый вид. Действительно, сыгранные ею персонажи достигают такого уровня обобщенности, что лишаются каких бы то ни было характерных признаков. У любой другой актрисы можно найти признаки происхождения или судьбы или хотя бы какие-нибудь особенные, лишь ей свойственные признаки; они заключены в некие рамки и поэтому играть могут далеко не всё. Гарбо же не поддается подобной фиксации. Ее возраст изменяется беспрестанно, ее национальность не играет роли, она может представать в образе как девочки, так и дамы. У нее нет особых примет, она женщина как таковая — и ничего более.

Но как ей удается сделать наглядным обобщенное, присущее любой особи? Она просто-напросто играет то, что свойственно ей самой. Вместо того чтобы использовать жесты, мимические детали и особенности поведения, не данные человеку от природы, а наработанные в результате жизни в обществе и эмпирического опыта, она черпает их из самой полноты существования, независимой от внешних обстоятельств. Говорят, что она ведет замкнутый образ жизни. Без сомнения, она потому и живет одна, что хочет исключить из поля своего восприятия переживания и впечатления, связанные с сосуществованием с другими людьми: иначе оно рано или поздно сообщило бы ей те или иные типические признаки. Дистанцируясь от внешнего мира, Гарбо повинуется своему внутреннему голосу. В ней самой природой заложены все чувства и законы восприятия, свойственные женскому полу. Они-то и стали главной актерской темой Гарбо. К примеру, в картине «Гранд-Отель» внутренняя сущность Гарбо особенно ярко проявляется в сцене любовного ликования ее героини. Это счастье любви само по себе, счастье, не связанное с предыдущим опытом, ничем не замутненное. Создается впечатление, что Гарбо нужно лишь заглянуть вглубь самой себя, чтобы найти и выразить наглядно это самое чувство. Касаясь своих внутренних струн, она заставляет звучать собственное бытие. С этим связано и другое наблюдение: в кульминационных моментах Гарбо всегда переходит к монологу. Ее партнер по фильму становится ее вдохновителем, фабула дает ей возможность раскрыться, и пространство, пусть в нем и находится другой персонаж, начинает принадлежать ей одной. При этом она ни в коем случае не выпячивает свою героиню: скорее ее бытие, из которого она черпает энергию, затмевает окружающий мир. В зависимости от ситуации она может быть исполнена не только счастья, как в данной картине, но и боли, разочарования или стремления к самопожертвованию во имя любви. Эти основополагающие чувства, свойственные не столько какому-либо определенному женскому типу, сколько женщинам в целом, и составляют актерскую тему Гарбо.

Цена, которую Гарбо платит за свое величие, высока. С необыкновенно высоким уровнем обобщения связана опасность произвести декоративный эффект, причем прежде всего в тех актерских ансамблях, в основу игры которых заложен реалистический принцип. В сравнении с ними манера игры Гарбо может показаться стилизацией, хотя ей нет нужды прибегать к не обусловленным природой стилистическим приемам. Однако обобщенные эмоции и состояния, не связанные с эмпирическим опытом, могут производить впечатление второстепенности хотя бы благодаря своей неопределенности. Чтобы образы, созданные Гарбо, оставались общезначимыми, ей очень важно сохранить свою внутреннюю сущность в целости и неприкосновенности. Значит, ей нельзя сливаться с живой жизнью, связи и отношения которой омрачили бы чистоту ее экзистенции. Эта дистанцированность, хоть и была избрана самой Гарбо, имеет тот недостаток, что актрисе приходится отказываться от любой мимической детали, которая не происходит из самой природы, а возникает в результате социального существования. Отображение основополагающих черт женского пола означает автоматический отказ от передачи тех состояний, которые возникают в результате экзистенциальной борьбы. Таким образом, Гарбо плохо удается представить какой-либо определенный типаж или перемену в душе героини. В начале картины «Анна Кристи» ее героиня предстает перед зрителями проституткой, однако это лишь обозначено формальными признаками и не является ее внутренней сущностью. Так же бледно смотрится Гарбо и в тех сценах «Гранд-Отеля», которые предшествуют ее любовному восторгу. Она должна сыграть горечь стареющей танцовщицы, слава которой уже начала меркнуть. Но жесты, к которым она прибегает, чтобы передать это внутреннее состояние, никак не вяжутся с ее обликом. Схематичность ее игры становится очевидна при сравнении с мимикой Джоан Кроуфорд: она настолько правдоподобно изображает потрепанную жизнью стенографистку, что нигде не увидишь зазора между игрой и натурой. Здесь нужно придать персонажу типические черты — и в этом Гарбо проигрывает Кроуфорд. Однако нужно ли судить ее строго за этот невосполнимый недостаток? Не умея отобразить следствия конкретного жизненного опыта, она, тем не менее, способна к неподражаемому обобщению.

 

 

Перевод с немецкого Анастасии Тимашевой