7 июня 1937 года, вернувшись из Москвы в Ленинград, Г.М.Козинцев отправляет письмо С.М.Эйзенштейну, пребывавшему в санатории в Кисловодске. Посетовав, что в Москве—в отсутствии Сергея Михайловича—«говорить совершенно не с кем», бывший фэкс далее пишет: «Очень огорчился, узнав, что «Мы, русский народ»—это Дзиган. Как будто вы хотели это делать. В Москве мне рассказывали всякий бред, вроде того, что Вы будете ставить какую-то помесь из «Карениной», «Ломоносова» и «Александра Невского». Ничего не понял» (К о з и н ц е в  Г. М.  Собрание сочинений в 5 т.т. Т. 5, Л., 1986, с. 389).

Известно, что Эйзенштейн после запрещения «Бежина луга» обратился 16 апреля 1937 года с письмом к Б.З.Шумяцкому, где выказывал желание ставить сценарий Всеволода Вишневского. Однако, поскольку фильм планировался к 20-летию Октября, доверить его постановку «проштрафившемуся» режиссеру разрешить было никак нельзя. Но что такое «помесь из «Карениной», «Ломоносова» и «Александра Невского»? Шутка вспомнившего эксцентрические выходки юности Козинцева?

Комментарий к письму не вносит в его понимание ясности, только сообщая, что «в августе 1937 С.М.Эйзенштейн совместно с П.А.Павленко начал работать над сценарием «Русь» («Александр Невский»)» (там же,
с. 390).

До сих пор оставалось неизвестным, что же стоит за «бредом» московских рассказов июня 1937 года. Теперь появилась возможность расшифровать составные загадочной «помеси».

Ниже публикуются два письма Е.К.Соколовской—в то время заместителя директора «Мосфильма»—находящемуся на лечении режиссеру. Из них можно узнать, что предлагалось режиссеру, признавшему «ошибки “Бежина луга”». Письма сохранились в архиве С.М.Эйзенштейна (РГАЛИ,
ф. 1923, оп. 1, ед. хр. 2118).