Непростая история «Веселых ребят», в общем, достаточно хорошо исследована. В ней вряд ли можно найти какие-то неизвестные повороты, принципиально новые факты. Однако нам кажется, что представление об этом фильме можно подкорректировать благодаря зрительским откликам, вовсе не таким однозначно положительным, как считалось прежде. В этом убеждает, например, рецензия комсомольца из Донбасса Владимира Тимина, хранящаяся в Кабинете истории отечественного кино ВГИКа.
Поначалу Тимин отправил свою рецензию на фильм в местную газету, где публиковать ее благоразумно не решились. Ответ члена редакции Божко гласил:
«Тов. Тимин!
Та оценка, которую Вы даете советским фильмам «Новый Гулливер» и «Веселые ребята», совершенно не правдива. Бесспорно, что эти картины имеют недостатки и даже больше, чем в других фильмах, но это объясняется тем, что это первое начало в области таких картин, и вредными для зрителя их никак назвать нельзя.
Поэтому Ваш отзыв помещен не будет. Редакция надеется, что Вы все-таки будете нам писать и дальше. Хорошо было б, если б Вы зашли к нам в редакцию и мы поговорили с Вами.
С приветом, Божко».
Однако самодеятельный кинокритик на этом не успокоился и отправил свою рецензию во ВГИК. При этом текст, очевидно, был существенно изменен: острие критики теперь было направлено не на два фильма («Веселые ребята» и «Новый Гулливер»), как прежде, а на один.
С письмом Тимина, насколько можно судить по пометке на первой странице, мог ознакомиться И.В.Соколов (в то время — научный сотрудник Научно-исследовательского сектора ВГИКа). И — что удивительно — письмо было перепечатано на машинке и подшито в отдельную папку (притом что письма кинозрителей во ВГИКе не сохранялись). На папке появилась надпись: «В.Тимин. Неопубликованная рецензия на фильм “Веселые ребята”».
Причина такого внимания к самодеятельной рецензии заставляет задуматься. То ли во ВГИКе работали глубоко законспирированные противники Александрова, желавшие сохранить для истории хотя бы такой «компромат» на него, то ли в июне 1935 года его кинематографический статус казался еще не вполне устойчивым и можно было ожидать перемены отношения к режиссеру в «верхах». Во всяком случае, рецензия явно запоздала: основные баталии вокруг фильма отшумели в феврале–марте 1935 года и закончились полной реабилитацией Александрова: с него и с Исаака Дунаевского были сняты обвинения в плагиате, а упреки в «низком» художественном уровне «Веселых ребят» были посрамлены рекордным — пятитысячным! — тиражом прокатных копий.
Отдавал ли себе в этом отчет комсомолец Тимин? Если не отдавал, то на что надеялся? Зачем обличал с такой страстью явно неприкасаемого уже режиссера? Или, быть может, метил не в Александрова, а в кого-то другого?..
Возникает соблазн предположить, что под именем Тимина скрылся некто, сильно не любивший Александрова — скажем, критик или литератор. С трудом верится, что комсомольцу из Донбасса были доступны те стилистические изыски, которыми письмо буквально переполнено: «страстное мяуканье» на «чердачных кутках столицы», «прорва человеческого отребья», «холодное чувство омерзения» и т.п. Подобный стилист мог бы с успехом претендовать на авторство в крупнейших газетах, изобличая в передовицах тех лет «врагов народа» или «агентов империализма».
Но нет: письмо, написанное летящим вдохновенным почерком, изобилует вычеркнутыми словами и помарками, свойственными оригиналу, а не подделке. Да и обратный адрес тоже о чем-то говорит. Так что Владимир Тимин, скорее всего, все же на самом деле существовал.
Его письмо является не только редким по выразительности памятником стиля эпохи, но и напоминает о зыбкости, двусмысленности положения любого советского человека в то время. Так, Тимин в своем письме стращает «притуплением бдительности» — но делает это не просто так, не ради красного словца. Доморощенный «рецензер» хорошо знает, о чем пишет: так называлась статья, опубликованная в «Правде» 9 февраля 1935 года. А статья эта, между прочим, оповещала, что на экраны Ростова вышли фильм «Красные дьяволята» (в новой редакции которого каким-то образом остался Троцкий) и перемонтажная лента «1917 год» (1930, из которой также забыли изъять неблагонадежных политиков). «Правда» вынесла Петру Бляхину, автору «Дьяволят», суровый выговор. Спустя месяц, 9 марта, на страницах газеты «Кино» были напечатаны покаяние Бляхина и редакционная статья «Извлечь урок», в которой прозвучал призыв к тотальному пересмотру прокатного фонда. Еще через месяц, 4 апреля, газета «Кино» оперативно подвела итог этой ревизии в редакционной статье «Неустанно крепить революционную бдительность». Фильмами, содержащими контрреволюционные кадры и потому подлежащими немедленному изъятию из проката, были признаны, например, «Аэлита», «Дом в сугробах», «Голубой экспресс», «Пять минут», «Москва в Октябре», «Октябрь» и даже «Подвиг во льдах», документальная эпопея о спасении экспедиции Нобиле. Каким-то чудом в этот список не попала перемонтажная картина Н.Ильзиной «Октябрьская революция» (1934), которая состояла в основном из кадров игровых фильмов, упомянутых выше, и содержала все три плана с Троцким из эйзенштейновского «Октября». (Н.Ильзина работала в учебном кино и в дальнейшем — видимо, Троцкий в ее фильме не был опознан из-за отвратительного качества изображения.)
В обстановке нагнетания истерии по поводу внутренних врагов комсомолец Тимин, очевидно, захотел внести свой посильный вклад в дело их разоблачения, но просчитался. Ему не суждено было стать «кинематографическим» предшественником Лидии Тимашук: история проигнорировала его цветистый «сигнал». Однако же, не войдя в историю, он, можно сказать, в нее вляпался — по странной, непредсказуемой ее прихоти и благодаря таинственному архивариусу из ВГИКа.
Наша советская кинематография за пятнадцать лет своего существования подарила советскому зрителю целый ряд блестящих произведений. «Чапаев», «Крестьяне» — это праздник советской кинематографии. Эти фильмы с волнующей искренностью повествуют о новой жизни деревни, крестьянах — передовиках социалистических полей, крестьянах-коммунистах, о героических годах гражданской войны, ее героях, ставших ныне легендарными.
И все же время от времени наши экраны расцветают сорняком, букетами куриной слепоты, ржет и сверкает прожженная халтура!
Пора уже покончить с этим безобразием.
В последнее время с большим успехом демонстрируются во всех кинотеатрах Союза джаз-комедия «Веселые ребята» (реж. Александров). Эта «современная» комедия цепко въелась ползучими корнями в экраны и продолжает (!) изо дня в день дарить советскому зрителю «веселый» смех, «оптимистическую» зарядку, в сущности, обливая грязью имеющиеся у советской кинематографии заслуги.
Провинциальная же печать вместо того, чтобы затребовать мнение пролетарской общественности, со спокойной совестью влезла в оркестр мажорных инструментов и с бешеной энергией стала расточать хвалу этой, с позволения сказать, современной комедии.
Однако с какой стати металлурга пичкают этими «Веселыми ребятами»? Что за порыв?
Если сие делается для «отдохновения» масс, то весьма не простительно.
Более того, все крепче и крепче утверждается в правах «экзотическая» музыка, подаваемая слушателям под соусом «кругосветных путешествий», когда гражданку-публику начинают тягать по западным кабакам, угощая отрыжками дегенерирующей буржуазной «верхушки». Порой же из каких-то чердачных кутков столицы вдруг вырвется страстное мяуканье, видимо, долженствующее означать несовременную песнь, и под аккомпанемент звуков фокстрота ошалело носится по республикам и краям, забредая в самые отдаленные уголки Союза. Провинциал слушает, развесив уши, и медленно приходит в изумление.
А провинциал — подражателен. И вот какой-нибудь серьезный советский работяга, выронив портфель, млеет от дивных стенаний джаза, на него находит пляска Св. Витта и он, потеряв человеческие признаки, как зверь, отшкваривает западный танец.
Что это — искусство? Что это — социалистическая культура? Кто этот гражданин с безумными очами, лягающийся, как подстреленный? Говорят так: сей человек живет красивой жизнью…
Совершенно ясно, что «Веселые ребята» идут на потребу этой прорве человеческого отребья; совершенно ясно, что фильм этот в полной мере удовлетворяет «эстетическому» заказу этих жилых обывателей. Так что с этой точки зрения «Веселые ребята» — патологическое явление в нашей действительности.
Но не такова наша общественность в целом. Советский зритель — а это рабочий, колхозник — от просмотра фильма «Веселые ребята» не получает здоровой зарядки, он не видит в нем отражения своего быта, воплощения своих чаяний, мыслей, идей, он не видит сегодняшней социалистической жизни.
Наш век — век подделки оптом и в розницу, особенно для тех, кто выбит из социальной колеи. Мир важен, как на него смотрят. Корень фильма «Веселые ребята» — в отсутствии у его авторов пролетарского мышления. Вот почему авторы подобных произведений не видят подлинного, нового и замечательного в нашей жизни, извращающие и обедняющие ее (так в тексте — публ.).
Неудивительно, что в этом фильме «ведущая» роль принадлежит Л.Утесову с его африканским теаджазом.
Под стать форме — сущность. Поражает политическая тупость режиссера Александрова! На протяжении всей картины режиссер с ослиным упрямством раскрывает (разоблачает?) жизнь какого-то «высшего» класса, иначе — подонков. А зритель хочет видеть себя. И это справедливо. Но — тщетно.
Трудно представить себе бульшую клевету на советскую действительность, чем «Веселые ребята». Холодное чувство омерзения не покидает зрителя с первых же кадров. Кто эти люди, мелькающие на экране? Откуда выкопал этих уродов дотошный режиссер? И что это вообще все значит? Грязь, издевательство! Смотришь, закипая злобой, и досадливо только замахнешься с плеча!
Режиссер видит советскую действительность через какую-то призму недоразвитых чувств: фильм дает о ней такое же представление, как обглоданный пень о зеленом дремучем лесе.
Горы человеческих тел на пляже, женщина-комендант дома, милиционер на перекрестке улиц регулирует движение — вот те гениальные мазки кисти великого художника, «выпукло» рисующие современность. С самого начала и до конца фильма фигурирует какая-то «великосветская» проститутка, образ коей дан с потрясающей глубиной и искренностью. Художник не пожалел красок. На него нашло дьявольское вдохновение! И как придаток к этому типу — образы домработницы и пастуха. Но тут «великий» художник вновь прибег к гениальным мазкам.
Таких домработниц и пастухов в советской природе нет, как нет того общества, над изображением коего трудился режиссер. Надо ко всему этому присовокупить, что музыка, звучащая на большом нерве сквозь весь фильм, не оригинальна. Она, мягко выражаясь, заимствована из американской кинокартины «Вова живет».
Есть произведения, и не только в кино, которые гибнут, едва появившись на свет. Нельзя провести грани, отделяющей зарю их рождения от заказа смерти; жизнь их — молниеносна. Они либо малограмотны, либо стоят в полной противоположности к культуре господствующего класса. Случается, что эти последние успевают огрызнуться в нутро человечье, долго еще продолжают свою скрытую «внутреннюю» жизнь.
В литературе пример этому — произведения Есенина. Есенинщина не умерла — она гниющими корнями еще кое-как держится в сознании некоторых людей. Ибо чем другим, как не этим, объяснить появление «Веселых ребят»?
Мы обратились в редакцию местной газеты.
— Товарищи, что же вы смотрите? Товарищи, где же ваше слово? Вкус? Чутье?
Но товарищи из редакции местной газеты только плечами пожимают.
«Бесспорно, что эта картина имеет недостатки (какие? — В.Т.) и даже больше, чем в других фильмах, но это объясняется тем, что это первое начало в области таких картин и вредными их никак назвать нельзя» — так пишут уже сейчас спохватившиеся рецензеры (так в тексте. — Публ.). У нас назревает вопрос: о каких таких картинах речь, в области коих «Веселые ребята» «первое начало»? И что это за «область»?
Однако же совершенно ясно, что для советского зрителя «Веселые ребята», как и та область, начало которой они положили, не приносит ничего, кроме очевидного вреда. Кино — ответственнейшее из искусств. Фильм без политической целеустремленности — кастрату подобен.
Наша страна, захваченная революционным строительством, только чуть-чуть вкусила утонченную «прелесть» культурной похоти Запада. Она только подражает ей. И вот — результаты. Эти Утесовы, Александровы, этот пошленький фильм «Веселые ребята», эти легкомысленные экзотики, уверенно шествующие по рабочим эстрадам — тревожный сигнал. Он со всей остротой говорит о притуплении бдительности в пролетарском искусстве.
Советские киноработники должны помнить о той величайшей ответственности, которую они несут перед пролетарской общественностью, выпуская тот или иной фильм. А ряд кинокартин последнего времени свидетельствует о том, что они как раз об этом забывают. Надо откровено сказать, что некоторые режиссеры по сие время «ночуют» в «культуре» Запада. Они тяготеют к джаз-бандовщине, легкому жанру, подменяя социалистический оптимизм беззубым смехом шапку набекрень. Ведь факт, что «Веселые ребята» — не единственный в своем роде [фильм]. «Горячие денечки», «Настенька Устинова» и другие звенья одной цепи, огненным кольцом охватившей советскую кинематографию.
Капитализм больше не в состоянии беречь и развивать свою культуру. Издыхая, он заражает ее своим тлением. Пора понять сию аксиому, пора стремиться от лазанья в культурные погреба разлагающейся буржуазии. Нам оттуда брать совершенно нечего. Капиталистическая цивилизация и культура — накануне полнейшего краха.
Только в СССР, в стране свободного трудового народа, расцветает радостная, культурная жизнь. Только в СССР, в стране победившего пролетариата, в нашей великой стране, созданная всем развитием человечества культура имеет широчайшие перспективы!
«НАША ВЕЛИКАЯ СТРАНА РАСТЕТ ГИГАНТСКИ. ЕЙ НУЖНО БОЛЬШОЕ ИСКУССТВО!»
Эти золотые слова тов. Постышева, сказанные им на пленуме правления ССП Украины, обращены не только ко всем литераторам Советского Союза, но и ко всем другим деятелям искусства, в частности — киноработникам.
Комсомольский привет [подпись]
Адрес: гор. Енакиево, Донбасс, ул. Турутина, 61, Владимир Тимин.
30 июня 35 года.
ВГИК, Кабинет истории отечественного кино, инв. № 22 860.