Использование натурных съемок как образца для работы мультипликатора, получившее в СССР наименование «эклер» (по марке проекционного аппарата), применялось в советской анимации с незапамятных времен. Так, известно, что этим приемом пользовался в 1920-е годы Вячеслав Левандовский, а С.С.Гинзбург предполагал, что и Владислав Старевич не обходился в своей работе без подспорья в виде натурных киноматериалов. Несколько сократилось применение «эклера» в середине тридцатых годов, вместе с переходом к технике и эстетике «диснеевского конвейера». Однако уже в 1938 или 1939 году на «Союзмультфильме» в ход вновь вошли натурные съемки актеров, затем переводившиеся в рисунок. Уже тогда некоторые режиссеры и художники (Д.Н.Бабиченко, А.А.Радаков) осуждали чересчур механическое применение этой методики, отсутствие времени для репетиций с актерами, «халтурность» спешной работы с исполнителями ролей. Говорилось и о том, что никакой актер не сможет заменить рисованного персонажа, превзойти его по выразительности. Однако тогдашнее увлечение технологией «эклера» было обусловлено весьма запутанной ситуацией: с одной стороны, человеческий персонаж в мультипликации был почти официально признан неуместным (по крайней мере тогда, когда речь шла о положительном современном герое); с другой—«свыше» было спущено распоряжение о повороте советского кино к актуальной проблематике, обязательное и для мультипликаторов. В таком положении использования образа человека в рисованном фильме было уже не избежать, и как выход была взята на вооружение техника «эклера».

В умеренных количествах «эклер» применялся и в 1940-е годы, но «расцветом» этого метода, безусловно, является период 1950–1955 годов, когда на «Союзмультфильме» почти не было фильмов, где бы действовал человек, изображенный без использования «эклера». (Даже зоологические персонажи часто исполнялись посредством той же методики). Вместе с тем, четких и однозначных указаний «свыше» о «поголовном» применении «эклера» не обнаружено. Хотя есть документы конца 1940-х годов, исходившие из Министерства кинематографии, где указание о применении натурных съемок в мультипликации носило рекомендательный характер. Отказ от этой методики был связан в том числе и с изменившимся составом руководства Главка в середине 1950-х годов, вместе с которым изменилось и отношение к «эклеру».

Доклад И.П.Иванова-Вано 1951 года, публикуемый ниже, во-первых, еще раз подтверждает, что и в пятидесятые годы причиной использования «эклера» была «проблема положительного героя» с человеческим обликом. Во-вторых, доклад прямо указывает, что «эклер» признавался (по крайней мере, частью творческих работников) временной мерой, необходимой до тех пор, пока не повысится квалификация мультипликаторов, способных обходиться без него. До некоторой степени это было справедливым—ведь в ходе работы с «эклером» многие аниматоры действительно серьезно повысили уровень мастерства. В-третьих, доклад подтверждает наличие на «Союзмультфильме» дискуссий по поводу необходимости и меры использования «эклера» (а это косвенно указывает на то, что не все режиссеры применяли «эклер» добровольно). Наконец, из текста видно, что аниматоры пытались адаптировать методику «эклера» к условной природе мультипликации и призывали к «творческому» использованию этой технологии. В наибольшей степени это творческое использование отразилось в картинах Л.К.Атаманова (об этом подробно рассказано самим Атамановым в его неопубликованном интервью, данном Л.Ф.Закржевской). В творчестве самого Иванова-Вано, как ни странно, «эклер» применялся менее удачно (например, в фильме «Снегурочка»).

Текст стенограммы публикуется нами по машинописному экземпляру из фонда И.П.Иванова-Вано в архиве Музея кино.