Радость  обретения  нового фильма  Протазанова,  которая  естественным образом объединила участников Протазановской конференции в ноябре 2007 года, несколько отодвинула в тень то обстоятельство, что некоторую дополнительную информацию о картине можно обнаружить в российских источниках. Так, в фильмографии немецких немых фильмов, показанных в советском прокате, упоминается фильм «Морфий» («Morphium»), драма в 5 частях с участием Эмиля Феннеса, Теа Ворт и Елены Матьясовской[1]. В короткой справке сообщается также, что фильм был снят в 1917 году, а в СССР показывался с 1922 года.

От этой справки до крупнейшей базы данных IMDb—один шаг (мы сейчас намеренно рассказываем о наиболее простых, даже элементарных этапах поиска информации, которые часто работают и в других случаях, но нередко игнорируются исследователями). И действительно, в IMDb находим несколько интересных дополнений: международное (англоязычное) название фильма—«Lord Chilcott» и «Morphia, Lord Chilcotts’ Shadow» («Морфий, тень лорда Чилкотта»), во французском прокате он назывался «Morphine», в испанском—«Los Paraísos artificiales» («Искусственный рай»), хронометраж—65 минут, в советский прокат фильм выпущен 6 января 1923 года, режиссером является Протазанов, а главные роли исполняют Иван Мозжухин (лорд Чилкотт) и Наталья Лисенко.

Уже два источника информации сообщают: фильм шел в советском прокате. Впрочем, ничего удивительного в этом нет: в то время в СССР едва закончилась гражданская война, кинопромышленность  только-только  вставала на ноги, и ушлые кинопрокатчики готовы были на все, чтобы хоть чем-то заполнить экраны кинотеатров. Нередко в прокат выпускались и так называемые «белогвардейские»  фильмы, то есть картины, снятые эмигрантами:  об этом гневно сообщалось то в «Кино-газете», то в других периодических изданиях. Случалось также, что подробные рапорты о таких инцидентах уходили даже в ГПУ. В некоторых  случаях «белогвардейские»  фильмы конфисковывались (прокатчики же получали разного рода наказания, вплоть до тюремных сроков), а в некоторых—без особого шума показывались где-нибудь в провинции. Вероятно, учтя печальный опыт своих коллег, прокатчики «Члена парламента» благоразумно сняли из титров имена Протазанова, который еще был эмигрантом, и Мозжухина и Лисенко, которые так и остались на чужбине. Не исключено также, что деятели кинопроката могли и не знать об участии эмигрантов в создании фильма: все зависело от того, какой именно вариант фильма они приобрели.

Но тут мы вступаем на скользкую тропу домыслов. Для серьезного расследования нужно расширять и углублять разыскания, а не заниматься гаданием. Так в каких же архивах искать дополнительную информацию о фильме? Разумеется, в РГАЛИ: там, в фонде Союзкино, хранится несколько толстых папок с результатами  просмотров  прокатного  фонда, проводившихся  специальной репертуарной комиссией в 1926–1931 годах. (В ее состав в разное время входили Сергей Васильев, документалисты Сергей Лямин, Борис Кантер и другие кинематографисты 2.) Помимо заключений комиссии (такой-то фильм—смыть, такой-то—отправить в архив, такой-то—в исключительных случаях—оставить в прокате), в этих папках сохранились списки титров, составленных чаще всего прямо по имевшимся копиям фильма.

И вот, после нескольких недель поисков, в одном из дел фильма находим заветное название: «Член парламента» («Морфий»). Фильм, судя по надписи в «шапке»,  прокатывался  в Юго-восточном  (Ростовском)  районе.  Перед титрами приводится та же информация об актерском составе, что и в фильмографии немецких фильмов: то есть Фенис (Феннес), Ворт и Матьясовская. Никаких Протазанова и Мозжухина! Однако даже при первом взгляде видно: фильм был подвергнут переработке уже в СССР, так как исходное место действия—Великобритания—было топорно заменено на США. Действительно: откуда неискушенному советскому зрителю знать, что в США нет никаких лордов и парламентов? Да и потом, осторожность не помешает... А раз так, то вполне можно допустить, что хитроумные ростовские кинопрокатчики знали, кто снял фильм и кто в нем снимался.

Что же касается артистов, указанных в титрах, то здесь на помощь снова пришла IMDb. Ни Эмиля Фениса, ни Эмиля Феннеса найти там не удалось—зато нашелся Эмиль Феньо или Фенио (Emil Fenyö, 1889–1980)—один из пионеров венгерского кино, знаменитый актер 1910-х–1920-х годов. Плохо пропечатанное «о» в его фамилии советские прокатчики могли легко спутать с «с»—таким образом Фенио мог превратиться в Фениса, а затем уже—в Феннеса. Тот же сайт помог выяснить, что с Феньо снималась некая Илона Маттьясовски (Ilona Mattyasovszky). Вместе они участвовали только в одном фильме, который называется «Четырнадцатый»  («A tizennegyedik», 1920). В нем же снималась и Теа Ворт (Thea Worth). Больше ничего про этих актрис выяснить не удалось: фильмография фон Маттьясовски на IMDb насчитывает всего три фильма, а у Теа Ворт «Четырнадцатый»—и вовсе единственная указанная работа в кино.

Итак, все три актера встретились, по всей видимости, лишь в одной картине. Что же это за фильм? К счастью,—«Четырнадцатый» (1920, режиссер Бела Балог),  одно из немногих  сохранившихся  произведений  венгерского  немого кино. Недавно этот двухсерийный  фильм был отреставрирован,  в 1997 году показан на фестивале в Порденоне и потому хорошо описан киноведами. Любопытно, что сюжет картины, действительно, перекликается с сюжетом «Члена парламента»—но  лишь отчасти. Действие также происходит  в Лондоне (как и действие оригинальной версии «Члена парламента»). Главного героя, бродягу Джима Джефриса, подбирают на улице и просят быть «четырнадцатым гостем» на вечеринке (тринадцать—несчастливое  число). Невольно он оказывается втянутым в сложные финансовые махинации аристократов и сам становится членом высшего общества. Когда же надобность в нем отпадает, Джима выкидывают обратно на улицу. Но такова фабула лишь первой серии картины; вторая происходит в Америке и является, скорее, романтической комедией[3].

Очевидно, что речь идет о разных фильмах, но сходство—налицо. Впрочем, не все просто и с венгерской картиной. Роли Эмиля Феньо и Теа Ворт в IMDb не указаны—возможно,  это роли не главные или вовсе эпизодические (хотя Феньо вообще-то был знаменитым актером), Маттьясовски же, по данным IMDb, играла роль Веры—действительно, второстепенную. В любом случае, ни в «Четырнадцатом», ни в «Члене парламента» Эмиль Феньо (или Фе- нис?) лорда Артура Гайдала не играет. Ростовские кинопрокатчики явно дали ложную информацию. Даже если сведения  по фильму  «Четырнадцатый»  и снявшимся  в нем актерам в IMDb неполные, и все трое «неизвестных»  снимались вместе неоднократно, картину Протазанова кто-то явно «скрестил» именно с фильмом Балога (или с другим, но тоже венгерским фильмом). А вот кто и почему это сделал, предстоит выяснить в дальнейшем.

К сожалению, заключение репертуарной комиссии по «Морфию» не сохранилось, но, по всей видимости, фильм с таким сомнительным салонным сюжетом вряд ли мог оставаться в советском прокате в 1926—1927 годах. Тем не менее, это обстоятельство никак не девальвирует ценности списка титров картины: благодаря ему можно произвести текстологический  анализ «Морфия», вернее, сопоставить русскоязычные титры с текстом титров испанской копии.

Далее, в титрах реставрированной испаноязычной копии фильма сообщается, что оригинал состоял из семи роликов, в ходе реставрации объединенных в шесть, а длина картины—1600  м. В найденном мною списке титров кто-то приписал «1800 метров», что при нормальной скорости проекции (24 кадра в секунду) дает 65 минут экранного времени, или 88 минут при проекции 18 кадров в секунду. Как видим, это совпадает с данными, которые приводит IMDb, и почти совпадает с фактическим хронометражом испаноязычной копии (69 минут при скорости проекции 24 кадра в секунду). Получившееся расхождение совсем незначительно, и его легко объяснить, например, разницей в метраже титров. Следовательно, вся «обработка» фильма советскими прокатчиками  сводилась к замене Великобритании на США, перемене имени главного героя с Чилкотта на Гайдала и к изъятию фамилий кинематографистов-эмигрантов.

В заключение, нам думается, будет уместно процитировать фрагмент из мемуаров Александра Литвинова, который выступил автором сценария фильма, тем более что этот источник информации киноведы часто пропускают. Отмечу, что начинающему кинематографисту в ту пору было 22 года. Итак, Литвинов писал: «В награду за благополучное окончание гимназии мать решила отправить меня в гости к тетке, в Ялту. С великой гордостью я сменил фуражку гимназиста на студенческую. Однако, чтобы не выглядеть новичком, превратил ее в старую: выдрал внутренности, посидел на ней. Фуражка приобрела такой вид, что никто не смог даже при желании счесть меня в ней за молокососа. Ялтинская тетка встретила “студента” радостно, но, взглянув на фуражку, воскликнула:

—Что у тебя на голове! Неужели мать не могла тебе купить приличную фуражку? Я убедил тетушку, что фуражка совершенно новая и обработана так для солидности.

—Не  понимаю,—пожимая  плечами,  проговорила  она,—ничего  не  понимаю... На другой день, удобно расположившись на пляже под деревянным грибом, я с увлечением читал роман английского писателя Терстона[4] “Член парламента”. Рядом устроился человек с сигарой в зубах. Заглянув бесцеремонно в книгу, он хмыкнул:

 —Интересно, молодой человек?

И, не дожидаясь ответа, не спрашивая разрешения, взял у меня книгу, посмотрел обложку, перелистал страницы и возвратил.

—Мне профессиональный нюх подсказывает, что сюжет этого романа хорош для фильма,—произнес он.

Он оказался служащим кинофабрики.

—Да, может получиться интереснейший фильм. Два основных героя в романе двойники. Они внешне похожи друг на друга, а поступки, характеры—разные. В фильме их исполнять должен один актер,—согласился я.

—Великолепно!—воскликнул  человек  с  сигарой.—Пишите  сценарий.  За него ухватится Мозжухин. Он ежедневно бывает на пляже.

—Но я не знаю, как пишется сценарий...

—О, это не проблема! Перескажите содержание романа, а все остальное уже на съемке сделает режиссер. Дочитайте и пишите сценарий. Я познакомлю вас с Мозжухиным.

Его настойчивость  взбудоражила  мое воображение. Я уже видел Ивана Мозжухина в роли двойников и был полон желания написать для него сценарий. Днем и ночью с увлечением переписывал я роман Терстона “Член парламента” по рецепту человека с сигарой. Осторожно вносил добавления и изменения, улучшающие, с моей точки зрения, фабулу.

—Что с тобой, мой друг? Не болен ли?—беспокоилась тетушка.

—Пишу сценарий для Мозжухина!—гордо отвечал я.

—Ему только и не хватает твоего сочинения. Пропадет без него знаменитый артист...

Однажды прекрасный солнечный день оторвал меня от работы над сценарием. Захотелось освежиться и поваляться на пляже. И вот, искупавшись в прохладной черноморской воде, я распростерся на теплом песке.

—Вставайте, юноша!—услышал я знакомый голос и вскочил. Около меня стояли человек с сигарой и Мозжухин.

—Знакомьтесь,—продолжал  он.—Я доложил Ивану Ильичу о вашей работе. Тема его заинтересовала.

Надо ли говорить, как я был взволнован. Расположившись на песке, Мозжухин попросил:

—Расскажите содержание сценария. Он, вероятно, чем-то отличается от романа?

Иван Ильич слушал внимательно мой рассказ, который продолжался более часа и, подумав, сказал:

—Я хотел бы почитать сценарий. Принесите его завтра.

—Но у меня еще не все написано!

—Неважно, могут возникнуть замечания, и тогда легко будет внести их в незаконченный сценарий.

Сценарий  заинтересовал  знаменитого  артиста  русского  кино,  и  наши встречи продолжались.

Ежедневно в десять утра мы появлялись на пляже, купались, а затем приступали к чтению сценария и к часу дня заканчивали работу. Иван Ильич  высказывал  пожелания,  предлагал  поправки.  Напряженная работа длилась целую неделю, наконец, Мозжухин заявил:

 —Заканчивайте! Сценарий я дам почитать моему режиссеру Протазанову...

Неделю я с волнением ждал приговора Протазанова, надеясь узнать от Мозжухина о судьбе своего детища, а он разговаривал  со мной о чем угодно, только не о сценарии. Прошло одиннадцать дней, и Мозжухин, улыбаясь, сказал:

—Сегодня пойдем на кинофабрику Ермольева. С вами хочет поговорить

Протазанов.

Подумать только: со мной—мальчуганом—хочет поговорить кинорежиссер. Значит, сценарий понравился? По дороге на кинофабрику Мозжухин шутил. Он был в хорошем настроении:

—Итак, молодой человек, не волнуйтесь, ибо сейчас услышим, что скажет “княгиня Марья Алексеевна”.

А “Марья Алексеевна” шла нам навстречу по территории кинофабрики в облике мужчины высокого роста с тонкой палочкой в руке.

—Яков  Александрович,  знакомьтесь—автор  сценария  “Член  парламента”,—произнес Мозжухин.

Пожимая мне руку, Протазанов поинтересовался:

—А как вас величать-звать?

—Александр,—смущаясь, ответил я.

—Александр?—переспросил  Протазанов.—Очень хорошо, значит, Саша.

—Мое мнение, Яков Александрович,  о сценарии вам известно,—шепнул Мозжухин.—А сейчас иду гримироваться.

—Идите, я скоро буду в павильоне,—кивнул Протазанов. Он обнял меня за плечи и повел по фабричному саду.

—Так вот, Саша, прежде всего я должен сказать, что сценарий мне нравится. Но есть, как это обычно бывает, незначительные  замечания, с коими мы сами, без автора, справимся. Могут возникнуть кое-какие изменения и в процессе съемок фильма. Но это все мелочи. Важно, что основа сценария, его содержание решены кинематографически. Видимо, у вас есть способность ощущать, чувствовать драматургию кинематографа. Это ценно. Вы когда-нибудь присутствовали на съемках фильма?

—Нет... Никогда...

—Хотите посмотреть?—И, не ожидая ответа, продолжал:—Я снимаю эпизод с Мозжухиным.

Перед  входом  в павильон  он остановился,  опять  взмахнул  палочкой  и сказал:

—Пишите, Саша, сценарии, у вас это получается.

В павильоне  стояла торжественная  тишина, словно в храме. В декорации “кабинет”  репетировал  Мозжухин.  Протазанов  препоручил  меня своему помощнику  и подошел  к Мозжухину.  Они, видимо,  обсуждали  предстоящую съемку. Затем Яков Александрович взмахнул палочкой. Тут же раздался голос помощника режиссера:

—Приготовились... репетиция... внимание... начали!

Репетиция  шла в абсолютной  тишине, когда раздался  треск сломанной Протазановым палочки.

—Отставить!—произнес  помощник  режиссера и тут же протянул Якову Александровичу другую палочку.

 Палочек оказалось много, и каждый раз, выражая недовольство, Протазанов ломал палочку и получал взамен сломанной новую. Я видел, как вдохновенно работали режиссер и актер, как скрупулезно, до мелочей, отрабатывался эпизод. Репетиции сменялись съемками. Загорались дуговые юпитеры, раздавалась команда:

—Внимание... съемка... начали!

Вертелась ручка кинокамеры, и актеры приступали к действию. На моих глазах рождался эпизод будущего фильма.

В павильоне  я просидел  часов до шести  вечера,  пока  не закончились съемки...

—Ну как, понравилась наша работа?—спросил Мозжухин, снимая с лица грим.

—Понравилась... очень!

—Приходите завтра на кинофабрику—познакомим вас с нашей кухней: лабораторией, монтажной, с техникой производства. Это полезно знать будущему сценаристу...

—У нас можно кое-чему научиться,—добавил Протазанов.

Так состоялась моя первая встреча с кинопроизводством»[5].

 

* * *

При подготовке к публикации были исправлены орфография и пунктуация, расставлены необходимые по смыслу знаки препинания. Недостающие слова восполнены в квадратных скобках (страницы в деле сшиты так плотно, что часть текста пропала, и ряд слов можно восстановить только по смыслу и контексту, а также по первым буквам).

 

1. Е г о р о в а  Н. Каталог немецких немых фильмов, бывших в советском прокате.—В кн.: Кино и время: Бюллетень. Вып. 4.—М.: Искусство, 1965, с. 434.

2. Ряд заключений этой комиссии, сохранившихся в Кабинете отечественного кино ВГИКа, был ранее опубликован. См.: «Идеологически и художественно негодна...»: Из протоколов репертуарной комиссии 1926 года (Публ. и комм. Н.А.Дымшиц).—«Киноведческие записки», № 42 (1999), с. 209–218; «Картина махрово-мещанская. Переделке не поддается...»: Из протоколов репертуарной комиссии 1926–1927 гг. Часть вторая (Публ. и комм. Н.А.Дымшиц).—«Киноведческие записки», № 45 (2000), с. 57–101.

3. Сюжет изложен в статье: Hungarian Silent Cinema Rediscovered / Graham Petrie in The

Hugarian Quarterly. Vol. XXXVIII. No 147. Autumn 1997 (цит. по сайту www.hungarianquarterly.com).

4. Это не писатель, а писательница Катрин Сесил Терстон (1875–1911). Ее роман назывался «John Chilcote M.P.» («Джон Чилкоут, член парламента»), а в США «The Masquerader» («Ряженый»). Он был одним из главных американских бестселлеров 1904 года.

5. Л и т в и н о в  А. Путешествия с кинокамерой.—М.: Союз кинематографистов СССР, Всесоюзное бюро пропаганды киноискусства, 1982, с. 7–8.

Информацию о возможности приобретения номера журнала с этой публикацией можно найти здесь.