Можно написать аналитическую статью о кинопроцессе, имея под руками лишь названия фильмов. Ибо в названиях, сознает это автор фильма или нет, заявляет себя не только его личный вкус, но также господствующая психология времени и эстетическая установка времени. «Он высказывался лично, не зная, что он высказывается национально-коллективно», — обронил филолог Н.Я. Берковский пусть по другому, но, по сути, сходному поводу. Не знаем, сознавал ли кинодраматург Леонид Агранович, что он «высказывался национально-коллективно», когда в 1954-м году придумывал название для своего первого киносценария, но в этом незатейливом названии — «Человек родился» — нельзя не разглядеть формулу начинавшейся новой эпохи в нашем кино. Название принадлежит, таким образом, не автору, а эпохе (подобно названию эренбурговской повести «Оттепель»).

«Новый этап киноискусства, — читаем в вышедшем уже в конце 1970-х четвертом томе «Истории советского кино», — явственно и последовательно выразился уже в фильмах, датированных 1955–1956 годами. Суть его можно определить как возвращение к конкретно-историческому человеку в многообразии его жизненных связей, его реальных, невыдуманных проблем. Недаром одна из характерных картин этого времени, поставленная молодым режиссером В. Ордынским, была названа “Человек родился” (1956). Рисуя трудную судьбу героини Нади Смирновой, не попавшей в институт и оставшейся одной в чужом городе с ребенком на руках, сценарист Л. Агранович и режиссер В. Ордынский показывают ее убогое жилье, говорят об отсутствии денег, сложностях на работе. Но именно потому, что авторы ничего не скрыли в драматических обстоятельствах жизни своей героини, они сумели убедительно, без розовых красок и утешительства показать, как участие, тепло окружающих людей помогают Наде стать на ноги» («История советского кино. Т. 4: 1952–1967». М.: «Искусство», 1978, с. 27).

Сегодня этот фильм вспоминают куда реже, чем вышедшие на экраны в тот же год «Дело Румянцева», «Весну на Заречной улице», «Сорок первый», «Карнавальную ночь» и другие. Не фигурирует эта картина ни в публикуемых здесь ответах кинорежиссеров о двадцатом съезде партии и об «оттепели», ни в выступлениях последовавшего «круглого стола» на эту тему. Между тем она во многих отношениях (не только названием) симптоматична для своего времени. Как характерно — для начала «оттепели»! — и то, какие сомнения, беспокойства, перестраховки сопровождали ее рождение. Давление вчерашних стереотипов и одновременно острая потребность в достоверности, стремление реабилитировать в искусстве, с оглядкой на итальянцев, реальный быт и реального, обыкновенного человека, страдающего, мучительно преодолевавшего неустройство жизни. Свидетельством всему этому — предлагаемая вашему вниманию стенограмма заседания Художественного совета «Мосфильма», на котором обсуждался один из вариантов сценария.

Данное заседание, состоявшееся, между прочим, за год до судьбоносного двадцатого съезда (это к вопросу о датировке «оттепели»), состояло из двух частей. В первой части обсуждалась представленная Художественному совету лирическая комедия «Доброе утро» (1955, реж. А. Фролов, автор сценария Л. Малюгин), ныне благополучно забытая, хотя всеми участниками того обсуждения (в их числе А. Довженко, М. Ромм, Л. Арнштам, Г. Рошаль) принятая более чем благожелательно. Однако ни сам фильм, ни высказанные тогда суждения о нем не представляют, на наш взгляд, особого интереса в контексте нашей темы, поэтому эту часть стенограммы мы решили опустить.

Экземпляр сброшюрованной стенограммы (машинопись с небольшой правкой) хранится в нашей редакции. При подготовке ее к печати была лишь уточнена в некоторых случаях пунктуация, стиль же высказываний сохранен в неприкосновенности.