Перед вами несколько сумбурные воспоминания человека, значительную часть жизни проведшего в кинозале или у телеэкрана. Наверное, это не очень хорошо, потому что созидательная жизнь гораздо полноценнее, чем созерцательная. И все-таки…
Первый фильм я увидел в октябре 1950 года. Мне было тогда неполных три года. Загорье (или Заборье, точно не помню), дом отдыха, располагавшийся в бывшей даче Саввы Морозова, просмотр документального фильма «Юность мира», посвященного молодежному фестивалю, годом ранее прошедшему в Будапеште… Как потом мне рассказывали папа и мама, в самый кульминационный момент, во время выступления товарища Ракоши, я вдруг попросился на горшок. Все вокруг стали уговаривать потерпеть, фильм-де скоро кончится, но я не унимался и уже во всю мочь заорал: «Тогда принесите горшок сюда!». Это уже пахло 58-й статьей, и меня поспешно увели из зала. Такой вот киноманский дебют.
Смутно помнятся и некоторые другие фильмы, увиденные немного позже: «Юность Шопена», «Прелюдия славы», «Молодой Карузо», «Небесный тихоход», какая-то из серий о Тарзане. В 1951-м году в городе Ефремове Тульской области мы смотрели фильм «Далеко от Москвы». Помню только, что он был цветной и могучий.
От 1952 года в памяти осталась очередь в три кольца вокруг уже давно не существующего кинотеатра «Луч» в Сокольниках, бурные аплодисменты при появлении на экране Сталина. Надо сказать, не менее бурные аплодисменты были и на фильме «Приключения Робин Гуда», когда герой возвращал власть законному королю. Этот фильм шел в сгоревшем позднее Летнем театре в Сокольниках.
Активно посещал я и клуб Русакова, «Молот» (который позже стал «Орленком») и, конечно, «Орион» (тот, который был на Преображенской площади). Кроме того, мне часто приходилось гостить у родственников на Серпуховке, и там я ходил в клуб завода имени Владимира Ильича (это здание и поныне существует, но кино там не показывают уже лет 25, после того, как чуть дальше построили огромный Дворец культуры).
Осенью 1952-го года появились бытовые телевизоры «КВН-49» и «Т-1» («Ленинград»). Собственно говоря, считается, что первым телевизором был «Москвич», но реально его никто не помнит. Первым фильмом, увиденным мною по телевизору, был «Белеет парус одинокий».
Дальше в памяти наступает какой-то провал аж до 1954-го года, когда летом на даче в Малаховке, в тамошнем клубе, я с родителями посмотрел три фильма: два цветных («Веселые звезды» и «Мы с вами где-то встречались») и один черно-белый—«Дама с камелиями» с Гретой Гарбо и Робертом Тэйлором. Вступительные титры сообщали: «Этот фильм взят в качестве трофея при разгроме немецко-фашистских войск под Берлином». Далее следовало: «Дама с камелиями. По роману Дюма-сына». Всё. Ни режиссера, ни актеров. После фильма все спрашивали друг у друга: «Чей фильм-то? Какой страны?»—«Не знаю. По роману Дюма, значит, наверное, французский». Но с экрана слышалась английская речь: фильм-то был с титрами (дублировали из трофейных картин тогда исключительно немецкие—видимо, чтобы не раздражать зрителей, только что переживших войну).
Трофейных фильмов, как мне рассказывали ветераны, было три категории. Первая—немецкие, австрийские и итальянские фильмы, в большинстве своем оперетты и мелодрамы. То есть продукция стран, потерпевших поражение в войне. Тут никаких вопросов с авторскими правами не могло возникнуть—и «трофеи» широко крутили в центральных кинотеатрах и больших клубах. Вторая категория—прогрессивные американские фильмы: «Бурные двадцатые годы» («Судьба солдата в Америке»), «Тупик» («Трущобы большого города»), «Гроздья гнева». Они тоже широко шли, но уже ближе к окраинам, куда назойливые иностранцы, следящие за авторскими правами, вряд ли могли попасть. И третья категория—приключенческие фильмы и боевики типа «Мститель из Эльдорадо». Эти, не вполне идейно выдержанные картины, шли, как правило, за городом, куда специально ездили тогдашние поклонники заграничного кино.
Последним «трофейным» фильмом, вышедшим на экраны весной 1955-го года, была «Белоснежка и семь гномов». Как потом выяснилось, Дисней снимал и озвучивал фильм в трех вариантах: английском, немецком и французском. К нам попала французская версия. Впечатление было оглушительным. Но на этом американское «засилье» на наших экранах кончилось…
В прокат стали выходить советские хиты, которые смотрелись «на ура» всеми зрителями от 7-ми до 70-ти: «Запасной игрок», «Верные друзья», «Укротительница тигров», «Карнавальная ночь», «Максим Перепелица», «Солдат Иван Бровкин». Большинство из этих картин было снято на хорошей цветной пленке, да и по «картинке» они ничуть не уступали западным. Не знаю, какая это была пленка –«Агфа» или «Орво» (пусть об этом напишут специалисты), но отменное качество копий было особенно заметно по контрасту с «шосткинским» и «тасмовским» безобразиями.
В 1956-м и 1957-м годах мне довелось побывать в пионерских лагерях. Не верьте тем, кто ностальгирует по ним. Фильм «Добро пожаловать…» Элема Климова—не пародия. Он вполне реалистичен. Линейки, идиоты-начальники, купания по часам, сплошная пшенная каша на завтрак, обед и ужин… Единственная отдушина— кино в столовой. Черно-белые фильмы показывались одним киноаппаратом с естественными «перекурами» после каждой части. Пленка была горючая, технология показа постоянно нарушалась, поэтому изображение начинало плавиться прямо на глазах у терпеливых пионеров. Так были просмотрены «Морской охотник», две серии «Васька Трубачева», «Карнавальная ночь» и некоторые картины тогдашних соцстран—например, польские «Карьера» и «Кто он?».
По прибытии в Москву я по-прежнему продолжал ходить в кино с родителями на «взрослые» фильмы (на которые, естественно, не было запрета «дети до 16-ти»), и, кроме того, стал самостоятельно посещать детские сеансы по утрам в воскресенья.
Сейчас смешно, но к категории «дети до 16-ти» относились даже такие отечественные фильмы, как «Моя любовь», «Человек родился», «Дело было в Пенькове» и даже… «Два бойца» (правда, он был, кажется, не «до 16-ти», а «до 14-ти»). В 1961 году на елке в ДК имени Горького выступали Рина Зеленая и Борис Андреев, который привез две части из «Двух бойцов». Перед показом Андреев сказал: «Я очень хотел показать вам, ребята, весь фильм, но мне не разрешили: детям нельзя». Да и взрослым его тогда нечасто показывали. Причина—«блатная» песня «Шаланды, полные кефали». А кончилось все тем, что через некоторое время директор Кинотеатра повторного фильма на свой страх и риск показал эту картину на детском сеансе. Очередь выстроилась чуть ли не до Суворовского бульвара, и стояли в ней не только дети…
Между прочим, после XX съезда многие отечественные картины стали выпускаться в повторный прокат, что было связано с многочисленными реабилитациями и «прощением» за давностью срока некоторых эмигрантов. Немые фильмы «Мисс Менд», «Человек из ресторана», «Красные дьяволята» собирали кассу, перекрывавшую сборы от иных «свежих» картин того времени, особенно от продукции республиканских студий.
Это позже любители кино узнают братьев Ильенко, Сергея Параджанова, Али Хамраева, Одельшу Агишева, Эльера Ишмухамедова. А тогда ходил печальный анекдот: «У армянского радио спрашивают: “Какие бывают фильмы?”—“Отличные, хорошие, средние, плохие, очень плохие, студии Довженко и китайские”».
Такая вот «загогулина». Действительно, студия Довженко в те годы считалась одиозной в глазах не только эстетов-кинокритиков, но и массового зрителя, вкус которого тогда был заметно лучше, чем у нынешнего.
Что касается китайских фильмов, то вплоть до самого конца Великой Дружбы, который наступил в 1963-м году, их выходило несметное количество. Одни названия чего стоят: «Отрубим лапы дьяволу», «Смелая разведка», «Смелый, как тигр», «Письмо с петушиными перьями», «Подпольный пионерский отряд», «Тайный арсенал»… Правда, закупки этих фильмов были в основном протокольными; показывались они, как правило, по телевизору и на детских сеансах. Но даже у детей эти «произведения искусства» не вызывали энтузиазма, и хитрые работники многочисленных ДК, как могли, маскировали их на афишах: «”Футболисты”. Заграничный фильм». Садишься, а на экране надпись: «Производство Шанхайской киностудии». Несколько минут крика и свиста, но потом все затихали: какое-никакое, а кино…
Тем временем на экраны стало выходить все больше достойных зарубежных картин. Первым увиденным мною серьезным французским фильмом стали «Отверженные» Жана-Поля Ле Шануа. Благодаря ему я узнал Жана Габена, Бурвиля, Сержа Реджиани, Бернара Блие. Фильм был широкоэкранным, смотрел я его в отремонтированном зале «Ориона». Впечатление незабываемое. Чуть позже я посмотрел «Графа Монте-Кристо» с великим Жаном Марэ (тот редкий случай, когда экранизация ничуть не уступила первоисточнику) и американскую «Войну и мир», которая, честно говоря, особого впечатления не произвела.
К тому времени я начал коллекционировать билеты, оставшиеся от просмотров фильмов. Но вскоре отец посоветовал мне просто записывать даты и названия в тетрадь. Так я и сделал. Под первым номером значится «Подвиг разведчика», 22 июня 1960 года. И по сей день эта картина великого Бориса Барнета остается у меня одной из самых любимых, затмевая многочисленные подражания, в том числе и «народный» сериал про «фашизм с человеческим лицом».
В 1961 году мы переехали из Сокольников в Карачарово, и на некоторое время единственным «моим» кинотеатром стал Дом Культуры им. 40-летия Октября. Я, то с родителями, то с одноклассниками, аккуратно ходил на все фильмы, которые там шли. Запомнился случай с фильмом «Вратарь». Его почти не показывали, так как в конце 40-х годов он был негласно почти запрещен из-за чрезмерной «джазовости» музыки. Запретить-то запретили, а разрешить, видимо, руки не доходили. И вот в одно из воскресений на детском сеансе объявили «Вратарь». Народу пришло—туча. Погас свет, и начался… «Васек Трубачев и его товарищи»! Шум, свист, но минут через десять терпеливый русский зритель успокоился. А я ушел, попросив подписать билет на какой-нибудь другой день. Рядом у касс ругались два мужика: «Мы из-за “Вратаря” отдали билеты на матч СССР—Австрия!»… В начале 70-х годов «джазовую» аранжировку переозвучили вместе со всей картиной. Оркестровка стала в стиле Юрия Силантьева, а исполнитель роли Карасика Анатолий Горюнов заговорил голосом Зиновия Гердта. Почему? Непонятно.
В те годы свирепствовала цензура, сценарии запускались трудно, и, чтобы дать людям заработать, нередко делались «повторные редакции» старых фильмов, в которых, как правило, удалялись упоминания о ряде политических деятелей. В основном вырезали, естественно, Сталина (или фамилии очередного сбежавшего за рубеж члена съемочной группы). Гонорар все участники этой нехитрой операции получали в полном объеме, как за новый фильм. И вот парадокс: после 1968-го года явно началась ползучая реабилитация Сталина, полным ходом снимались новые эпопеи с его участием, а из старых фильмов упоминания о нем продолжали удалять. Но случалось (как это было с фильмами про Ивана Бровкина или со сказками «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Новые приключения Кота в сапогах»), что повторная редакция ограничивалась просто печатью черно-белой копии цветного фильма (катастрофически не хватало пленки).
Осенью 1961 года в Москве произошло событие, надолго повлиявшее на столичную киножизнь: открылся кинотеатр «Россия». До этого неподалеку на Пушкинской площади располагался скромный «Центральный», однако аппетиты главного редактора «Известий» Аджубея привели к тому, что почти весь квартал пошел на расширение известинского комплекса, и «Центральный» снесли. «Россия» была кинотеатром европейского уровня: широкий формат, стереозвук, роскошное фойе, прекрасный и дешевый буфет. Первым фильмом, показанным в кинотеатре, был «Человек-амфибия». Несколько месяцев картина демонстрировалась с аншлагами на всех (!) сеансах в будние и выходные дни. Помню, сам привозил заявку от своего 7-го «б». Но мне, как и многим тогдашним фанатам Александра Беляева, фильм не очень понравился.
В «России», кроме большого зала, было еще два: зал хроники и Малый зал, в котором показывались мультфильмы и комедийные короткометражки. Чуть позже там стали демонстрироваться свежие номера «Фитиля», а в 70-е—«Ералаш». Днем мультфильмы были, естественно, больше детские, а вечером—взрослые. Хотя частенько трудно было уловить грань—Хитрук, Качанов, Назаров всегда старались снимать так, чтобы интересно было всем. Много показывалось и отличных польских и югославских мультфильмов, и вечерами в Малом зале долгие годы был аншлаг.
Да, чтобы не забыть. До того, как появились широкоформатные кинотеатры, какое-то время существовал панорамный кинотеатр «Мир». Проекцию в нем осуществляли три обычных киноаппарата. Впечатление было масштабное. Но сделали всего несколько панорамных фильмов, в основном документальных («Широка страна моя», «Час неожиданных путешествий»). Кроме того, в Эстонии выпустили панорамный художественный фильм «Опасные повороты», параллельно сделав обычную черно–белую картину, которая стала популярна под названием «Озорные повороты». Но в 1960 году появился широкий формат (первый советский широкоформатный фильм—«Повесть пламенных лет» Юлии Солнцевой), и панорамное кино стало попросту ненужным. «Мир», как «Россия», «Космос» и «Октябрь», стал широкоформатным. На экранах этих кинотеатров показывали «Это безумный, безумный, безумный, безумный мир», «Звуки музыки», «Воздушные приключения», «Большой приз».
К началу 70-х годов на Западе практически перестали работать на 70-миллиметровой пленке: развитие новых технологий позволило довести до совершенства проекцию обычных широкоэкранных и кашированных фильмов. У нас широкоформатные картины еще продолжали выходить, но их можно было буквально пересчитать по пальцам: «Лаутары», «Табор уходит в небо», «Айболит-66», «Автомобиль, скрипка и собака Клякса», «Королевская регата», «Вечер накануне Ивана Купала», ну, и, разумеется, «Освобождение», «Направление главного удара», и так далее—до «Битвы за Москву». Еще были «Первороссияне», в которых одну из ролей сыграл Юлиан Панич, позже уехавший на Запад. Картину из-за этого запретили, как и всеми любимые «Разные судьбы», «Педагогическую поэму», «Кочубея» и «Зеленую карету». Но если последние четыре фильма в перестройку были показаны, то «Первороссияне», судя по всему, исчезли навсегда.
С широким форматом была еще одна закавыка. В соответствующих кинотеатрах шли также и обычные фильмы; билеты на них стоили в будни днем 25 коп., а вечером и в выходные—30 и 50 коп. На широкоформатные же фильмы билеты днем в будни стоили 30 и 50 коп., а вечером и в выходные—50 и 70 коп. На двухсерийные, естественно, цена удваивалась, а средняя продолжительность двухсерийного сеанса с показом киножурнала к началу 70-х годов умешьшилась до 2 часов 10 минут—2 часов 20 минут (раньше было три с лишним часа—«Петр Первый», «Иван Грозный», «Тайна двух океанов»). И где-то в середине 70-х годов было принято решение, которому позавидовали бы Остап Бендер, Джефф Питерс и Энди Такер, вместе взятые: растягивать обычный широкоэкранный фильм на широкий формат. Так были изуродованы «Розыгрыш», «Сказ о том, как царь Петр арапа женил», «Картуш», снятый в 60-м году, когда во Франции и понятия не имели о широком формате. Как это делали—то ли перепечатывали на 70-миллиметровую пленку, то ли просто подальше отодвигали обычный проектор—не знаю, не специалист. Могу только сказать, что результат был чудовищным: все голубовато-рыжее, не в фокусе.
В 1962-м году я активно посещал Кинотеатр повторного фильма. Посмотрел там фильмы «Вратарь», «Боксеры», все три серии «Мисс Менд», «Петра Первого», «Красное и черное», «Александра Пархоменко» с уже вырезанным Сталиным, венгерскую картину «Мишка-аристократ».
Под Новый Год в кинотеатре «Шторм» я случайно посмотрел первую серию «Трех мушкетеров» Бернара Бордери. Несмотря на отсутствие «звезд» (кроме разве что Жака Карме в роли Планше и Милен Демонжо в роли миледи), фильм и по сей день производит впечатление. Ведь что погубило многочисленные экранизации этого бессмертного романа? То, что в них старались привнести пародийный, несерьезный настрой. Но получилось это только у Макса Линдера. Остальные экранизации, особенно англоязычные, были неудачными потому, что сам роман настолько внутренне блистательно ироничен, что всякие добавления тут же делали фильм тяжеловесным, а то и глупым.
Следует сказать, что к этому времени прошли два Московских Международных кинофестиваля. Попасть на них тогда для меня было тем же, что сегодня поехать в Америку. Открытие первого фестиваля я смотрел по телевизору в Ярославле. Помню, до хрипоты спорил, утверждая, что телевидение будет показывать те фильмы, которые объявлены во Дворце спорта в Лужниках. Старшие в ненавязчивой форме отвечали, что я не прав, но все-таки надежда теплилась до самого конца. И вот министр культуры Михайлов, открывая фестиваль, говорит: «Первый Московский Международный фестиваль объявляю открытым. Смотрите…»,—и на экране появляется заставка с цветочками…
Во время фестиваля 1961-го года мы были в Москве, но и тогда он прошел мимо меня. Это уже потом я старался не пропускать фестивальных показов.
К 1963-му году я потихоньку стал читать не только детские книги. Вдруг выяснилось, что есть такие хорошие писатели, как Василий Аксенов, Анатолий Гладилин, Джером Сэлинджер. Появился интерес и к соответствующим фильмам—посмотрел «Коллеги», «Мой младший брат», какие-то польские и венгерские картины, и все же главными для меня в эти годы были не они…
В 1962-м году на экраны вышла «Великолепная семерка». Не надо забывать, что в нашей стране долгие годы вестерн считался чем-то враждебным. Кроме «Дилижанса» («Путешествие будет опасным»), у нас шли только «Золото Маккенны», «Моя дорогая Клементина», «3.10 до Юмы», блестящая пародия Олдржиха Липского «Лимонадный Джо» (которую наш неизбалованный зритель смотрел просто как вестерн), да несколько фильмов про Виннету с Гойко Митичем в главной роли. И появление «Великолепной семерки» вызвало эффект разорвавшейся бомбы. Юл Бриннер, Стив Маккуин, Джеймс Коберн, Чарльз Бронсон произвели на всех мальчишек огромное впечатление. В «семерку» стали играть во всех дворах, и наши идеологи забеспокоились. Срочно были состряпаны многочисленные письма педагогов и пенсионеров о вредоносности картины, и она была снята с экранов задолго до истечения срока лицензии. «За компанию» пострадал и мюзикл Стэнли Донена «Семь невест для семи братьев».
Забегая немного вперед, отмечу, что осенью 1963-го, когда с выполнением плана стало совсем напряженно, обе картины ненадолго вернулись на экраны. А в середине 70-х годов «Семерка» в оригинальном варианте, с блестящим переводом Нелли Григорьевны Нерсесян, была показана в «Иллюзионе».
Запомнились тогда еще несколько картин: «Грешный ангел»—о девочке, у которой были репрессированы родители (через несколько лет именно из-за темы картину негласно запретят), искрометный «Каин XVIII», широкоформатная «Оптимистическая трагедия» и, пожалуй, польская комедия «Гангстеры и филантропы».
В том же 1963-м году прошел III Московский кинофестиваль. К сожалению, я не знал, что можно просто «стрельнуть» билет, да и в кассах удалось бы кое-что достать, и этот фестиваль тоже пропустил… А ведь на нем был показан фильм «Восемь с половиной»…
Я наблюдал церемонию закрытия по телевизору. Объявление победителя вместо оваций вызвало какие-то осторожные аплодисменты. Что это за фильм—из тогдашних рецензий толком узнать не удалось. Посмотрел же я его только в 1974-м году. И слава Богу. Есть картины, к которым нужна определенная подготовка.
На внеконкурсном показе в кинотеатре «Россия» была «Вестсайдская история». До сих пор у тех, кому тогда посчастливилось посмотреть широкоформатную копию, начинают блестеть глаза, когда они вспоминают тот просмотр. Рассказывают, что у кинотеатра дежурила машина из американского посольства. Сразу после демонстрации на экране американцы уносили в нее очередную часть, чтобы наши не успели снять с нее контратип. Через некоторое время повсюду зазвучала музыка из фильма, вышла первая в СССР большая пластинка Дина Рида с арией Тони «Мария». Но, хотя наша пресса картину взахлеб хвалила, ее не купили—то ли было слишком дорого, то ли сами американцы предложили купить еще несколько фильмов (дескать, вы покупаете только обличительные картины). Словом, наши не захотели.
Как бы то ни было, в следующий раз фильм появился у нас только во время фестиваля 1973-го года, уже в широкоэкранном варианте и слегка выцветший. И тут выяснилось, что это одна из тех картин, которые надо смотреть вовремя. Для тех, кто ее видел первый раз, она показалась безнадежно устаревшей (естественно, это не относилось к гениальной музыке Бернстайна). А в прокат «Вестсайдская история» вышла где-то году в 80-м.
Вообще, если говорить о зарубежных музыкальных фильмах, то картина была грустная. Даже из американских трофейных лент на экраны попадали только те, в которых пели Дина Дурбин, Джанет МакДональд и им подобные, исполнявшие исключительно классическую и народную музыку (пусть слегка осовремененную). Фреду Астеру, Джинджеру Роджерс, Джуди Гарланд, Бингу Кросби, Джину Келли, Луи Армстронгу и многим другим путь к нашему зрителю был закрыт после начала в 1948 году исторической борьбы с джазом, которая продолжалась до самой перестройки. И как знать, если бы в свое время наши зрители увидели фильмы с великими звездами джаза, разве обратили бы они внимание на Лолиту Торрес, Раджа Капура или Рафаэля?
Позже, правда, положение чуть-чуть изменилось к лучшему. Были закуплены и показаны «Оклахома», «Моя прекрасная леди», «Звуки музыки», «Оливер!». Но фильмы с Элвисом Пресли, «Битлз» и другими рок-певцами и рок-группами по-прежнему оставались недоступными. Только в 1971 году во внеконкурсной программе показали «Кудесника» с Ринго Старром и «Мелоди» с музыкой «Би Джиз». Да еще в 1973-м вышли две документальных картины: «Уоттстекс» (о фестивале ритм-энд-блюза) и «Пусть не кончаются веселые времена» (о концерте ветеранов рок-н-ролла).
Но в прокате подобных картин не было. Когда в 1984-м году в память о Джоне Ленноне на экраны мира повторно был выпущен фильм «Вечер трудного дня», и копию для продажи прислали в СССР, его снова отклонили! Причем, говорят, к этому печальному решению приложили руку наши кинематографические мэтры, например, Сергей Герасимов…
И только в годы перестройки показали несколько фильмов с Элвисом, «“Пинк Флойд”—Стена», «Бриолин» (изуродовав его чудовищным закадровым переводом), да еще что-то было в программе «Иллюзиона» на Рен-ТВ. К сожалению, большинство этих картин шло глубокой ночью—рейтинг, господа!
В 1963-м, под самый Новый Год, в кинотеатре «Спартак» я посмотрел «Серенаду солнечной долины». Непритязательная история о норвежской беженке была довольно милой, но ничего особенного не представляла. А вот музыка… Мне все время хотелось слушать «Chattanooga Choo-Choo», «In the Mood». Одним словом, «Miller Sound»… Даже в Большом театре на «Травиате» я напевал эти мелодии!
Наступил 1964-й год. На детские сеансы я ходил все реже. Основными кинотеатрами для меня стали «Колизей» (теперь там театр «Современник»), «Спартак» (давно снесенный) и «Аврора».
Отпечатались в памяти «Живые и мертвые», увиденные в кинотеатре «Форум». Был жуткий ажиотаж, пришлось стоять за «бронью». Картина произвела потрясающее впечатление. Запомнился смешной момент (видимо, импровизация Табакова)—нехороший лейтенант-замполит Крутиков (Олег Табаков) кричит ординарцу: «Евстигнеев!» Тот ему: «Ефремов я!»—«Ну, Ефремов!» В зале захихикали…
А в кинотеатре «Новатор» (был такой в районе метро «Бауманская») мы всем классом посмотрели веселую американскую комедию «Быть или не быть», поставленную в 1942-м году Эрнстом Любичем с Джеком Бенни в главной роли.
В том году меня «достала» учеба в новой школе, из-за непривычных нагрузок хождение в кино пришлось сократить. Но летом оно возобновилось: те же «Спартак», «Аврора», «Звезда» (у Курского вокзала), трехзальный «Метрополь». В сентябре объявили сенсационную премьеру—фильм про советского шпиона (пардон, разведчика), своего рода «наш ответ Джеймсу Бонду», о котором мы тогда могли лишь читать в газетах, причем написанное не давало никакого представления о содержании фильмов. «Ответ», сделанный, однако, французским режиссером Ивом Чампи, энтузиазма у зрителя не вызвал. Да и немецкий актер Томас Хольцман, исполнитель главной роли, тоже был далеко не Шон Коннери.
В октябре Хрущева «ушли» на пенсию. Это вызвало в массах (и у интеллигенции в том числе) некоторое оживление: «Партия не хочет допустить нового культа личности». И поначалу всё, казалось бы, подтверждало продолжение либеральных тенденций. Вышел «Председатель». Это уже потом его обвинили в апологетизации «сильной руки», а тогда фильм очень понравился. Кстати, по телевидению полностью его показали только… в апреле 1985-го.
Начиная с 1965-го года, на наши экраны стали регулярно попадать настоящие шедевры. Один из первых—«Пепел и алмаз», сразу объявленный у нас ревизионистским. Говорят, лично Гомулка просил Хрущева показать «Пепел и алмаз» в СССР. А показали уже без Хрущева. Фильм шел широко, хотя и не в первоклассных кинотеатрах. Мы ходили на него по 2-3 раза: было что-то такое в Збигневе Цибульском, что объединяло его со многими такими же неприкаянными советскими парнями. Через некоторое время фильм объявили к показу на телевидении и отменили. Вскоре история повторилась. Показан он был только в конце 80-х годов.
Как-то в библиотеке я случайно взял журнал «Искусство кино» со сценарием фильма «Нюрнбергский процесс» и зачитался им, как хорошим детективом. В те годы этот свободолюбивый журнал был очень интересным. Там даже напечатали сценарий фильма «Человек из мрамора», часто публиковались Ханютин, Туровская, Демин, Богомолов, Дмитриев. Главным редактором была Людмила Погожева; после 1968-го года ее сняли, редакцию возглавил товарищ Сурков, и журнал мгновенно стал хуже.
Вскоре «Нюрнбергский процесс» появился на экранах, он меня потряс, особенно эпизоды с Джуди Гарланд и Монтгомери Клифтом, игравшим насильственно стерилизованного лагерника. Великолепен был весь актерский ансамбль во главе с патриархом Спенсером Трэси: Максимилиан Шелл, Марлен Дитрих, Берт Ланкастер, Ричард Уидмарк… Зловещая фраза в конце фильма: «Никто из преступников в настоящее время не отбывает наказания»,—со временем превратилась в печальную аллюзию…
Кстати, еще в 1959 году в Москве в кинотеатре «Ударник» прошла премьера фантастического фильма Стэнли Крамера «На последнем берегу», рассказывающего, во что превратился мир после ядерного конфликта. Картина куплена не была. Видимо, потому, что в фильме отсутствовало четкое объяснение, кто же начал эту войну.
Летом 1965-го года проходил III Московский кинофестиваль. Его мне удалось посетить. Незадолго до его начала в прессу просочилась информация о том, что в США сделана экранизация мюзикла «Моя прекрасная леди», которая будет показана вне конкурса на фестивале в Москве. У меня не было никакого другого желания, кроме как увидеть «Мою прекрасную леди». Ее должны были показать во Дворце спорта, и отец, сжалившись над моими страданиями, пообещал достать билет. Вечером, накануне показа, он торжественно мне этот билет вручил, сказав, что я зря волновался, билетов на дневные сеансы полно, а вот сегодня был ажиотаж—шел какой-то «Мост». А это был «Мост через реку Квай», марш из которого в исполнении чешского оркестра Карела Влаха уже несколько лет был необычайно популярен.
На «Моей прекрасной леди» Дворец спорта был заполнен до отказа (между прочим, 14 тысяч зрителей!). Все удивлялись, как хорошо поет Одри Хэпберн. Позже выяснилось, что пела не Одри Хэпберн (хотя иногда она напевала, как, например, в фильме «Завтрак у Тиффани»), а некая Марни Никсон, которая также «озвучивала» Натали Вуд в «Вестсайдской истории» и еще кое-каких знаменитых актрис в других фильмах. Пишут, что Джордж Кьюкор хотел снимать Джули Эндрюс, которая блестяще играла Элизу на Бродвее, пела сама, да и внешне больше подходила на роль простой цветочницы. Но, если Рекса Харрисона ему удалось заполучить, то против Эндрюс категорически выступили продюсеры: им нужна была только Одри.
Фильм шел с сихронным переводом, и, когда переводчик пытался что-то говорить во время музыкальных номеров, многотысячный зал начинал возмущенно топать ногами и кричать: «Не надо перевода!». Понимали ведь люди, что к чему, не то, что сейчас: сидят, тупо жуют поп-корн, и им абсолютно все равно, как и что им показывают за уплаченные 200 рублей…
Через несколько лет фильм вышел в прокат, и тут уже кричать было бесполезно: вся фонограмма шла приглушенно под бархатный голос переводчика, «отключить» который не было никакой возможности.
Больше на этом фестивале я фильмов не смотрел—для первого раза оказалось вполне достаточно.
Конец 1965-го—начало 1966-го года для меня прошли как в тумане. Я продолжал ходить в кино, но оно все-таки отошло на второй план—надвигались выпускные экзамены.
В январе мы с приятелем случайно забрели в Малый зал кинотеатра «Эрмитаж» на новый фильм Данелии «Тридцать три». «Антихрущевский и антилысенковский фильм»,—восторженно сказал приятель. Правильнее было бы сказать: «Антисоветский»,—что и понял товарищ Суслов. Но картине поторопились дать хорошую категорию и отпечатали огромный тираж. Чтобы не терпеть большие убытки, ее пришлось выпустить, зато рецензий не было вообще, и по телевидению она была показана только при Горбачеве.
Выпускные экзамены закончились, и начались приемные в вуз. От этого времени отложились в памяти «Поезд» («Загадочный пассажир») Ежи Кавалеровича, «Соблазненная и покинутая» Пьетро Джерми и почему-то гэдэ-эровский детектив «Вдвое больше или ничего».
Стоит отметить, что к середине 60-х годов зрительский энтузиазм потихоньку стал убывать. Вечерами залы по-прежнему были еще полны, но по утрам народу уже было меньше.
…Началась моя учеба в институте. Честно говоря, если я и помню что-то из того тусклого периода, то только фильмы и спектакли. Самое яркое впечатление—«Рукопись, найденная в Сарагосе» со Збигневым Цыбульским и колоритным Франтишеком Печкой в роли бесноватого Пашеко. На этой, в общем-то, арт-хаусной картине даже по утрам в «Ударнике» был аншлаг! И публика реагировала довольно живо. Тогда деления кино элитарное / кино коммерческое не было. Было кино хорошее и кино плохое. Это в начале 80-х годов, чтобы помочь некоторым фильмам хоть как-то попасть к зрителю, придумали так называемые клубные показы. А в 60-е годы и «Дорога» Феллини (названная у нас «Они бродили по дорогам»—видимо, чтобы не путали с одноименным фильмом Столпера), и «Расемон» Куросавы, и «Земляничная поляна» Бергмана шли в обычных кинотеатрах, и их смотрели.
Тогда же я впервые посетил «Иллюзион», который открылся в марте 1966-го. Посмотрел «Остров сокровищ» 1934 года режиссера Виктора Флеминга. Придирчивое сравнение с нашим, черкасовско-абдуловским, оказалось не в пользу американского, хотя последний был гораздо ближе к первоисточнику—там был Джим, а никакая ни Дженни.
Летом 1967-го состоялся очередной Московский кинофестиваль. У меня в это время была производственная практика на Владыкинском механическом заводе (мы его называли Ваганьковским, так как одним из видов его продукции были кладбищенские ограды), так что и этот «пир духа» прошел мимо. Потом про фестиваль мне рассказывали много интересного. Например, в связи с разрывом дипотношений с Израилем из конкурса убрали уже присланную израильскую картину. Кроме того, все лучшие фильмы показывали в труднодоступных местах. Под горячую руку попал даже всеми уважаемый Стэнли Крамер. Его антифашистский фильм «Корабль дураков» из-за наличия еврейской темы срочно объявили «сионистским», и показан он был в ретроспективе режиссера лишь в 1983 году. «Блоу-ап» показали на одном сеансе в Театре-студии Киноактера (правда, в двух залах сразу). После этого его можно было увидеть на большом экране только в «Иллюзионе» в 1986 году во время английской ретроспективы.
К сожалению, эта тенденция—не показывать советскому зрителю хороших фильмов—усиленно развивалась в нашем прокате.
Доходило до откровенной глупости. Например, резко возросло количество купюр в кинофильмах. Сексуальная революция неумолимо брала свое, и эротические сцены стали появляться не только в фильмах Франции и Италии, но и в некоторых картинах соцстран; да и в США отменили грозный кодекс Хейса. А у нас «редактора» продолжали ханжески вырезать эротические сцены, без которых сюжет зачастую был просто непонятен.
А путаница с порядком выхода на экраны серий «Анжелики»! Сначала вышла третья серия, потом первая, и только в 1984 году весь комплект собрали в надлежащем порядке и снова выпустили на экраны с сильными сокращениями.
В 1968-м году открылся кинотеатр «Октябрь», в котором прошла долгожданная премьера «Золотого теленка» Михаила Швейцера. О съемках много писали, несколько раз упоминались сцены в «Вороньей слободке», где Васисуалия Лоханкина играл Папанов, а Гигиенишвили—Хуциев. Я, фанат Ильфа и Петрова, отправился смотреть «Золотого теленка» вместе с родителями. Фильм не понравился, особенно отсутствие многих сюжетных линий—«Геркулеса», поезда с журналистами, «Вороньей слободки».
Примерно в то же время я начал переписываться с журналом «Совет-ский экран». Пресса широко рекламировала съемки двух фильмов: «Страсти по Андрею» («Андрей Рублев») Тарковского и «Скверный анекдот» Алова и Наумова. Я спрашивал: «Где эти фильмы? По всем расчетам, они давно должны быть готовы». Мне ответили: «Уважаемый тов. Голубев! Как нам известно, фильм “Скверный анекдот” выпущен на экраны. Фильм “Андрей Рублев” находится в режиссерской доработке». Что было на самом деле, теперь хорошо известно. Напомню лишь, что «Рублева» мы увидели в декабре 1971 года, а «Скверный анекдот»—в 1987-м.
Запомнилось посещение кинотеатра «Мир» в феврале 1968-го. Шел широкоформатный фильм Джона Франкенхаймера «Большой приз» с Тосиро Мифунэ и Ивом Монтаном. В фойе была устроена выставка подарков воинам Советской Армии к 23-му февраля. Один из экспонатов представлял собой переплетенные в узел обрубки толстых металлических прутьев. Табличка гласила: «Народ и партия едины»…
И вот наступила «пражская весна». Мы, рядовые зрители, только потом ощутили ее печальные последствия. А пока какое-то время еще продолжали выходить наши вполне приличные картины: «Мужской разговор», «Виринея», «Деревенский детектив», «Щит и меч», но хороших зарубежных фильмов становилось все меньше. Начал доминировать Луи де Фюнес: «Разиня», «Большая прогулка», «Замороженный», «Маленький купальщик», «Оскар»… Американские же фильмы из проката практически исчезли. Можно вспомнить разве что великолепную «Погоню»…
В начале 1969-го на экраны вышел давно обещанный фильм Пьетро Джерми «Дамы и господа». Тут, похоже, был тот же случай, что и с фильмом «Тридцать три»—начальство сильно гневалось «за разврат», но тираж уже отпечатали. Вот и шел он в кинотеатре «Спутник» с афишей: «Художественный фильм». Названия не было, а очередь стояла.
Чуть позже вышли «Мертвый сезон» и «Служили два товарища». Появление фильма Карелова для меня непонятно до сих пор. Запрещались гораздо более безобидные картины, а тут белогвардеец в исполнении Высоцкого выглядел положительным персонажем. Неисповедимы пути Господни!
Я регулярно ходил в «Иллюзион». К сожалению, пропустил первые три сезона, когда были показаны ретроспективы Фрица Ланга, итальянского и польского кино (в течение полутора месяцев показали около ста польских картин, большинство из которых до нашего проката так и не дошло). Но главным в репертуаре «Иллюзиона» тех лет были старые американские фильмы. Действительно, во времена Рузвельта именно кино «подняло» американскую нацию. В США выходило около 600 картин в год, цены на билеты были общедоступны, а главное, герои фильмов отличались энергичностью, обаянием и остроумием.
«Иллюзион» познакомил нас с режиссерами Джоном Фордом, Фрэнком Капрой, Уильямом Уайлером, Майклом Кертицем; с актерами Хамфри Богартом, Гэри Купером, Джеймсом Стюартом, Джоном Уэйном, братьями Маркс; с актрисами Бэтт Дэвис, Вивьен Ли, Джуди Гарланд…
Как правило, один фильм шел целый день. Первый сеанс в 11:30, последний—в 21:30. Выходишь с сеанса—и тут же в кассу за билетом на завтра. Хорошее было время!
Летом состоялся очередной кинофестиваль, но нас отправили в стройотряд, будь он трижды проклят. Каждый должен заниматься тем, что ему нравится, если это никому не мешает…
На том фестивале вне конкурса показали «Ростовщика» Сиднея Люмета, «Айседору» Карела Рейша, «На несколько долларов больше» и «Хороший, плохой, злой» Сержио Леоне. Самое интересное, однако, было связано с конкурсом. Делегация США как никогда подготовилась к фестивалю. В конкурсной программе был объявлен фильм Стэнли Кубрика «2001: Космическая одиссея». Американцы очень просили поставить его в день высадки их космонавтов на Луне. Наши обещали и обманули.
В документальную конкурсную программу заявили фильм Фронта Освобождения Южного Вьетнама—настолько антиамериканский, что даже у нашего начальства он вызвал некоторые сомнения. Американцы просили снять этот фильм с конкурса. Наши обещали и обманули.
На внеконкурсную программу американцы привезли легендарные «Унесенные ветром», перепечатанные на широкоформатную пленку со стереозвуком. Наши показали его перед фестивалем в только что открывшемся Доме Кино на Васильевской, а в программу не включили: дескать, война Севера и Юга, а негры любят своих хозяев-эксплуататоров, африканские делегации могут обидеться… В общем, не показали.
Наконец, когда стали объявлять итоги фестиваля, выяснилось, что «Золотые призы» получили советский фильм «Доживем до понедельника», кубинская «Люсия» и итальянский «Серафино». Кубрик же, который легко мог в этот год получить Главный Приз где угодно—в Канне, Венеции и т.д., довольствовался специальным призом за… использование технических средств!
Последствия оказались печальными. До 1977-го года американская делегация не принимала участия в конкурсной программе фестиваля, а Стэнли Кубрик насмерть рассорился с Советским Союзом. Никогда больше его фильмы не демонстрировались у нас на большом экране—ни в прокате, ни на фестивалях, ни на каких-либо других мероприятиях. Даже последний его фильм «Широко закрытые глаза» нам отказались продать. И только после смерти режиссера, в 2002 году, удалось договориться о его ретроспективе в рамках Московского кинофестиваля. Были показаны «Цельнометаллическая оболочка», «Широко закрытые глаза», «Заводной апельсин», «Барри Линдон», «2001: Космическая одиссея»…
Фестиваль кончился. Мы вернулись из стройотряда. На следующий день я с приятелем отправился в кинотеатр «Форум» на фильм Дамиано Дамиани «Сова появляется днем» с Клаудией Кардинале. Пошли титры, и вдруг мой спутник говорит: «Я это на фестивале видел. Только назывался фильм “День совы”». Так было сделано открытие—во время фестиваля часто показывают уже купленные картины, разве что в оригинальном варианте (или относительно оригинальном, потому что многие из них были уже с купюрами).
В августе 1969-го я поехал в Ленинград и скоро обнаружил, что там, на Васильевском острове есть свой «Иллюзион»—Дворец культуры имени Кирова, в котором, в отличие от московского «Иллюзиона», ежедневно показывали 5-6 разных фильмов, и билеты купить было гораздо проще. Мне удалось посмотреть комедию Джона Форда «Весь город говорит», триллер Федора Оцепа «Гибралтар» (он был у нас в прокате под названием «Сети шпионажа») и еще несколько картин. Так я и проводил время—днем смотрел Ленинград, а вечером—кино.
Осенью в «Иллюзионе» прошла большая ретроспектива итальянских неореалистов, где удалось сразу посмотреть и «Рим, 11 часов», и «Похитители велосипедов», и «Дорогу надежды».
Наступил 1970-й год—год 100-летия со дня рождения Гения Всего Прогрессивного Человечества Владимира Ильича Ленина.
Кино, театр, печать резко идеологизировались. Около двух месяцев, с 22 марта по 22 мая 1970 года в кинотеатрах шли исключительно советские фильмы, даже в «Иллюзионе», в котором зрители немедленно «проголосовали ногами». Вечерние сеансы собирали от силы пару десятков человек, а некоторые утренние вообще приходилось отменять. И это было не от плохого отношения к Владимиру Ильичу. Большинство, в том числе и я, верили в Ленина. Валерий Золотухин в «Антимирах» на Таганке звенящим от волнения голосом умолял: «Уберите Ленина с денег!», а в «Современнике» в финале спектакля «Большевики» зрительный зал, не сговариваясь, вставал и пел «Интернационал» вместе с артистами.
Но для человека, привыкшего к зарубежному кино, наступила настоящая «ломка». Когда, наконец, «карантин» кончился, выяснилось, что «Иллюзион» провалил квартальный план, после чего директора сняли. Поползли зловещие слухи о закрытии кинотеатра. Слава Богу, нашлась одна энергичная дама с хорошим организационным опытом. Она придумала так называемые цикловые показы, в которых первый фильм был советским, а второй зарубежным. При этом отечественные фильмы тоже подбирались необычные. Так, однажды в цикле «приключенческий фильм» вторым был знаменитый «Кинг Конг» (1933 года), а первым—«Ошибка инженера Кочина», причем он вызвал не меньше эмоций. Правда, совсем не тех, на которые рассчитывали создатели. Шпионская история образца 1939-го года смотрелась как феерическая пародия, и шла под несмолкаемый хохот зала. Таким образом план снова стал выполняться и перевыполняться.
Тогда существовала еще и так называемая работа с культоргами. Тот, кто сумел продать больше билетов на советские фильмы, получал преимущество при распределении дефицита. Естественно, впереди оказались крупные организации, профкомы которых более свободно распоряжались своими финансами. Некоторые «почтовые ящики» ухитрялись ежемесячно покупать 700–800 билетов на советские фильмы. Далее эти билеты либо прикладывались в нагрузку к фильмам с Хамфри Богартом или Лолитой Торрес, либо просто выбрасывались.
Впрочем, однажды подобная система сыграла с культоргами злую шутку. Отмечали юбилей Григория Александрова. Госкино «спустило» это мероприятие многострадальному «Иллюзиону». Билеты были раскуплены и потом, естественно, выкинуты. В день юбилея приехал уважаемый мэтр, а народа—нет. Кинулись обегать высотный дом, собрали всех свободных на тот момент продавщиц, парикмахерш, прочий обслуживающий персонал—еле-еле наскребли треть зала.
Человек, отвечавший за мероприятие, решил культоргам отплатить. На следующем семинаре культоргов должны были показывать американский детектив. Но после официальной части (которую нарочно сделали часа на полтора) ведущий объявил: «Товарищи, недавно прошел юбилей режиссера Александрова. Многие из вас очень хотели, но так и не смогли придти. Поэтому, по многочисленным вашим просьбам, мы повторяем кинопрограмму этого памятного вечера». Изощренное иезуитство!
Однако вернемся в 1970-й год. Самым важным кинособытием я считаю выход фильма «Адъютант его превосходительства». Впервые доступным языком была сказана страшная правда о гражданской войне. Откровенные аллюзии впечатляли: полковник белой контрразведки Щукин удивительно походил на Дзержинского, а допросы и пытки в его заведении напоминали о подобных процедурах у красных. Особенно выразительна была реплика истерзанного ротмистра Волина: «Полковник, вы убиваете преданных вам людей. С кем вы останетесь?»
Лето того года прошло как в тумане. Два месяца пришлось оттрубить в военных лагерях в Винницкой области в городе Гайсине. Какие-то фильмы там шли, пару раз мы даже ходили строем в местный кинотеатр. Один из увиденных фильмов был польский «Человек с ордером на квартиру».
В июне 1971-м года я между делом защитил диплом, после чего поклялся больше очно не учиться.
Я еле дождался кинофестиваля. Я еще не был знаком с киноманами, «стрелять» билеты стеснялся и потому о том фестивале вспоминаю с некоторой досадой. Фильмы «Забриски Пойнт», «Смерть в Венеции», «Беспечный ездок», «Кудесник», «Вальпараисо, Вальпараисо» шли в полузакрытом режиме: в Доме Кино, ЦДЛ, «Иллюзионе». Как ни печально, но некоторые из тех фестивальных фильмов я не видел до сих пор. Правда, у мамы на работе обнаружилось некоторое знакомство, связанное с кинотеатром «Октябрь», в результате чего удалось посмотреть несколько хороших картин: «Сегодня жить, умереть завтра», «Маленький большой человек», «Мелоди», «Следствие по делу гражданина вне всяких подозрений». Говорят, фильм Петри не хотели брать на фестиваль, но он очень понравился Леониду Ильичу, и это решило дело.
В отличие от Сталина, редкие вмешательства Брежнева в сферу кино носили позитивный характер. Так, фильм «В джазе только девушки» попал в наш прокат только потому, что его вместо отсутствовавшего Суслова просматривал Брежнев. «Белое солнце пустыни» хотели класть на полку, как вдруг на дачу генсека потребовался новый фильм, отправили «Белое солнце…», и председатель Госкино Романов неожиданно для самого себя удостоился взволнованной благодарности. А когда решался вопрос о «Калине красной», Брежнев во время просмотра прослезился именно во время сцены у церкви, которая вызывала наибольший гнев у киноруководства…
В сентябре я приступил к работе в «почтовом ящике» в качестве инженера. О грустном не буду. Пришлось бы перефразировать известное изречение: «Если кино мешает работе, брось работу». Конечно, я там что-то делал и вроде неплохо, но все равно в моей жизни появился некий дискомфорт—в кино я мог теперь ходить только вечером, билеты брал только «из брони», и поэтому пришлось стать культоргом. К счастью, вскоре я «примелькался», и мне предложили стать одним из так называемых «общественников», чем-то вроде члена постоянной народной дружины, действующей при кинотеатре. Мы бесплатно смотрели кино, присутствовали на закрытых просмотрах, и, кроме того, нам полагалось и некоторое количество заветных абонементов на зарубежные фильмы. Таким образом, я оказался «на дефиците», что открыло некоторые возможности расширения путем бартера моей коллекции музыкальных записей (у меня был интерес и к рок-музыке).
Именно тогда началось мое знакомство с киноманами, некоторые из которых стали моими близкими приятелями. Самым старым из них был Леонид Владимирович по прозвищу «Хоттабыч». Ему было за 80. По слухам, пару лет перед «империалистической» он успел поработать городовым, потом был скрипачом, библиотекарем…
Осенью 1972-го года в «Иллюзионе» состоялась ретроспектива итальянского кино, на которой показали «Приключение» Антониони и два фильма Феллини—«Сладкая жизнь» и «Джульетта и духи». Чтобы попасть на «Сладкую жизнь», я брал отгул, потому что сумел достать билет только на утро. Такого ажиотажа возле «Иллюзиона» я не видел ни до, ни после этого дня. Весь тротуар и часть площади перед кинотеатром были заполнены огромной толпой. За билет можно было получить все, что угодно, вплоть до «живого товара».
В программе объявили и фильм Флорестано Ванчини «Сезоны нашей любви». Я был в кинотеатре, когда его отсматривала отборочная комиссия. Вдруг прибегают двое и возбужденно говорят: «Срочно прекращайте, очень плохая копия, невозможно смотреть». Ну, невозможно, так невозможно. Прекратили. Через несколько дней звонит мне знакомый киноман, ныне покойный Михаил Федорович Левинсон: «При чем тут плохая копия? Фильм смотрели на “Мосфильме”. Там какая-то политика». Уже в годы перестройки картину все же показали в «Иллюзионе». Ничего себе: «Какая-то»! Герой мучается вопросом—выходить ему из коммунистической партии или нет, и все-таки выходит. В 1972-м показ такой картины мог бы дорого обойтись кинотеатру, а, главное, зрителям, для которых «Иллюзион» был единственной отдушиной в тусклом однообразии советского кинопроката.
Тогда же (или чуть раньше, точно не помню) прошла неделя французского кино—показывали «Вдову Кудер» с Аленом Делоном и Симоной Синьоре, «Колено Клер» Эрика Ромера, «Пусть умрет зверь» Клода Шаброля. Но я ничего этого не увидел, потому что был отправлен в командировку в Запорожье.
Что такое командировки для киномана—об этом, надеюсь, можно особо не распространяться. Если бы это был Лондон или, на худой конец, София—то ничего. Но Запорожье, Серпухов, Краматорск… А в это время в Москве идет Бергман или Бунюэль… Любыми путями обратно, только бы побыстрее убраться с проклятой периферии! Мне же в течение 1972–1973 годов пришлось съездить в это чертово Запорожье раз десять!
Осенью 1972-го года я впервые побывал в Доме Кино на Васильевской. Посмотрел два фильма: «Трудный день для королевы» с Симоной Синьоре и «Зануду» с Жаком Брелем и Лино Вентурой. Ажиотаж был дикий, но мне удалось «стрельнуть» пригласительный. Забегая вперед, скажу без ложной скромности, что впоследствии стал одним из асов этого дела.
Среди множества просмотров больше всего мне запомнился показ фильма «Афера» Джорджа Роя Хилла. Это было весной 1976-го года, в субботу днем. Просмотр устраивался для сотрудников КГБ. На контроле стояли их люди и пропускали, либо узнавая по лицу, либо сверяясь по списку. Рискнули придти всего три киномана, в том числе и ваш покорный слуга. И удалось пройти! Нашлись симпатичные девушки, которые выдали меня за своего знакомого.
Фильм начался не сразу. Сначала на сцене появился писатель Анатолий Иванов и стал рассказывать про сериал, поставленный по «Вечному зову», начав с серии, посвященной тридцать седьмому году: мы, дескать, в отличие от отщепенца Солженицына, сказали настоящую правду о тех временах (при этом показали другую серию, на которой я хорошо выспался). Зато собственно «Афера», хотя и черно-белая, прошла «на ура». Настоящий О’Генри! И неожиданный финал. Я даже было огорчился: а говорили—хэппи–энд!
Запомнился случай с одним поклонником Алена Делона. Однажды Делон приехал в Москву, в Доме Кино был устроен прием. Наш «делономан», узнав об этом, трезво рассудил, что кухня будет из «Метрополя» или что-то в этом роде. Захватил с собой белый халат, спрятался за углом и стал ждать. Когда подъехала машина из ресторана, он быстро достал из-за пазухи халат, облачился в него и, подскочив к ничего не понимающему повару в таком же белом халате, помог втащить ему большую кастрюлю внутрь, после чего, сняв халат, растворился в толпе…
Правда, были на Васильевской и такие просмотры (так называемые «сеансы без жен»), на которые не мог пройти ни один «ас», за исключением тех, у кого были знакомые среди сотрудников Дома Кино. В обычные дни любой член Союза мог взять с собой одного человека. Чаще всего брали жен. На просмотрах «без жен» показывали те фильмы, которые по тем или иным соображениям нельзя было демонстрировать даже для публики Дома Кино. Именно на сеансах «без жен» была единственный раз показана, в момент закупки, полная копия фильма «О, счастливчик!» и фильм Марко Белоккио «Триумфальный марш», который был прислан в Москву во время итальянской недели осенью 1976 года.
Но самое большое издевательство над любителями кино произошло в начале 1978 года. Американцы прислали программу фильмов, получивших в разные годы «Оскара» за лучший фильм: «Как зелена была моя долина» Джона Форда, «Иду своим путем» Лео МакКэри и «Джентльменское соглашение» Элиа Казана. И на эти фильмы 40-х годов также был установлен драконовский режим прохода! Результат—ретроспектива шла при пустых залах. Трудно сказать, почему это произошло. Никакой антисоветчины или эротики в тех картинах не было и в помине. Скорее, здесь проявилась подсознательная зависть руководства Союза Кинематографистов к хорошему американскому кино.
По субботним дням устраивались иногда так называемые просмотры «для Ивана Ивановича» (это был кто-то типа завхоза, который любил побаловать хорошим кино своих смежников—строителей, пожарников и т.д.). Показывались обычно две черно-белые копии хороших коммерческих фильмов. Так в 1976-м году мы увидели знаменитую «Дуэль» Стивена Спилберга, а на последнем из таких просмотров, в 1990-м году—бондовскую «Из России с любовью».
После 1986 года Дом Кино перестал быть «престижным» местом для директоров комиссионок, служащих «Интуриста» и прочих деятелей. Настоящим любителям кино попасть на просмотры стало гораздо легче.
Однако мы отвлеклись. Вернемся в 1973-й год. По всему миру гремели «Заводной апельсин», «Крестный отец», «Кабаре», масса других великолепных картин. У нас же с приходом Ермаша начался жесточайший зажим. До массового распространения бытового видео оставалось еще лет 10-15, а пока наш самый лучший в мире зритель вновь находился на голодном пайке.
Для киномана стало своего рода показателем класса посмотреть «Крестного отца» или «Заводной апельсин», пусть и в черно-белом варианте. То и дело возникал слух, что вот сегодня, в Доме ученых, или завтра в Доме композиторов… Слухи, как правило, оказывались уткой, но, тем не менее, к 1976-му году каждый фанат сумел посмотреть вожделенную гангстерскую сагу. Кто-то прорвался на исторический просмотр для директора «Елисеевского» в «Совэкспортфильме» на Калашном, кто-то пролез в Малые залы Дома Кино и Дома Киноактера, кто-то был в Политехническом музее на юбилее академика Артоболевского, а я совершенно случайно попал на показ в Госснабе.
Что касается кинофестиваля 1973-го года—то, по общему мнению, это был самый плохой фестиваль за всю его советскую историю (особенно по контрасту с великолепным фестивалем 1971-го года). Единственным значительным фильмом был «Людвиг» Лукино Висконти, показанный лишь в «Иллюзионе» и в Доме Кино.
Пожалуй, можно упомянуть еще две картины—изысканно-ироничный «Синдбад» Золтана Хусарика с блистательным Золтаном Латиновичем и трагикомедию «Приглашение» Клода Горрета. Кроме того, на фестиваль был прислан документальный фильм «Мэнсон», рассказывавший об известном сатанисте, незадолго до этого зверски убившем актрису Шэрон Тэйт и ее гостей. Но картину показали всего на одном сеансе в Доме киноактера, да и то без объявления, в последний момент заменив ею «Оклахому, как она есть» Стэнли Крамера.
Именно на этом фестивале стали вовсю резать картины, зачастую даже не спрашивая разрешения у владельцев. Кроме того, именно в те годы достигла своего апогея «черно-белая» болезнь нашего кино—на экран хлынули потоком обесцвеченные копии цветных картин. При этом зачастую их еще и существенно сокращали, как это случилось с фильмами «Под стук трамвайных колес», «Благослови детей и зверей», «Локис», «Кудесник за рулем», «Женщины и берсальеры».
Попутно хочу рассказать одну историю, о которой знаю понаслышке, так как по молодости не принимал в ней участия.
Было в Госкино такое учреждение—Особый отдел. Туда привозили фильмы, предназначенные для разного рода чиновников. Это были всемирно известные картины, но идеологически недостаточно выдержанные (или не выдержанные вообще). Попадала сюда и скандальная коммерция. Однажды кто-то сумел договориться с людьми, отвечавшими за перевозку этих лент, и по дороге их стали «забрасывать» для просмотра в тот или иной зал. Это могло быть самое неожиданное место: Музей Архитектуры, Политехнический музей, МАДИ, какая-нибудь школа в центре и даже ветеринарная академия в Кузьминках. Вначале эти фильмы смотрели (уплатив, естественно, рубль-другой) несколько десятков «проверенных» киноманов, потом круг их заметно расширился (по некоторым прикидкам, число побывавших хотя бы раз на этих сеансах достигло 200 тысяч!).
Копии были черно-белые, перевод зачастую отсутствовал, но это значения не имело. Фильмы-то были какие: «Гибель богов», «Если…», «Персона», «Стыд», «Я любопытна»…
Кончилось все прозаически. То ли кто-то с кем-то не поделился, то ли еще что случилось, но донос об этих просмотрах попал Куда Надо, и людей начали вызывать. Обошлось без арестов, но некоторым не дали защитить диссертации, многие лишились хорошей работы.
Летом 1973-го года я узнал, что по понедельникам в Центральном Доме Киноактера на улице Воровского (ныне Поварской), в просторечии—«на Ворах», для работников Гостелерадио проводит занятия Университет марксизма-ленинизма, факультет «История кино». Я тоже ходил в Университет марксизма-ленинизма, только на факультет для комсомольского актива, чтобы подготовиться к сдаче кандидатского минимума по философии. Минимум так и не сдал, зато зачетку неоднократно использовал «на Ворах». Хотя она была другого цвета, но в темноте и в толпе удавалось пройти, и я смог посмотреть «Если…» Линдсея Андерсона, «М.A.S.H.» Роберта Олтмана и долгожданный «Help!» с битлами.
Но зачетка срабатывала не всегда, и на некоторые фильмы я проходил через служебный вход «за рубль» (позднее «за трояк»), а на фильм Роберта Олдрича «Что случилось с Бэби Джейн?» пришлось лезть по лестнице, которую нам опустили работавшие там стройбатовцы. В 1978 году, когда показывали «Шепоты и крики» Бергмана, в толпе нашелся человек, у которого были чистые бланки пропусков именно на этот день. Подобрав соответствующую шариковую ручку, в ближайшем подъезде мы произвели их «тиражирование» штук этак на пятьдесят. Все прошло чисто.
Вообще, мы много там посмотрели: «Лицо» Бергмана, «На ярком солнце» Рене Клемана, «Кузены» Шаброля, «Челюсти» Спилберга, «Нэшвилл» и «Свадьбу» Олтмана, некоторые фильмы про Джеймса Бонда. С годами у меня появились некоторые знакомства в Университете, и я, как и большинство из ветеранов киноманского движения, стал ходить туда вполне официально. Продолжалось это дело до 1987-го, пока Университет марксизма-ленинизма не закрылся.
В 1973-м году я приобщился еще к одному виду закрытых просмотров—на худсоветах при кинотеатре «Иллюзион», которые проходили один-два раза в месяц. В зале находились члены научной группы «Иллюзиона», несколько сотрудников Госфильмофонда, кое-кто из творческой интеллигенции (однажды был даже Тарковский), ну, и мы, грешные. Хотя наше присутствие не приветствовалось, но из зала нас не выгоняли. Правда, хорошие фильмы показывали редко, в основном шла малоизвестная продукция, поэтому и запомнилось немногое—«Кот» с Жаном Габеном и Симоной Синьоре, «Час волка» и «Ритуал» Бергмана.
Еще были Дом Ученых, Дом Композиторов, Дом Архитекторов, ЦДЛ, ЦДРИ и ВТО. Кроме того, перед кинофестивалями задействовались академия Жуковского («Жуки»), клуб фабрики «Дукат», Дом Культуры работников пожарной охраны, МИД и даже клуб КГБ. Правда, там обычно показывались картины, недавно купленные, но еще не дублированные и, как правило, не порезанные. Хотя некоторые оригинальные копии уже успевали искалечить. Это называлось «подготовкой к дубляжу». В нефестивальные дни сеанс состоял из двух фильмов—советского и зарубежного. Зарубежный фильм ставили первым, чтобы не мучить ожиданием переводчика, да и зрителей тоже.
Тут надо сказать о самой большой боли всех киноманов—о купюрах. Они в конце 60-х—начале 70-х годов стали просто зверскими. Из «Грека Зорбы», например, вырезали 40 минут, из фильма «О, счастливчик!»—тоже около 40, из «Конформиста»—около 30-ти (причем его так перемонтировали, что ничего понять было невозможно). И, если «О, счастливчик!» был все же годы спустя показан полностью во время ретроспективы МакДауэлла, а потом не раз и по телевидению, то многие фильмы остались в памяти только в изуродованном виде.
Часто фильмы (особенно это относилось к продукции соцстран и стран третьего мира) покупали «для протокола», оставляли 7 частей из 10–12, убирали цвет и в таком виде выпускали. На наших экранах преобладали французские комедии и индийские мелодрамы. О хороших фильмах (как серьезных, так и коммерческих) приходилось только мечтать. Когда в последнее время благодаря телевидению мы по-настоящему познакомились с кинематографом тех лет, то горько вздохнули. Фильмы сначала надо смотреть на большом экране. Я не радикал, как некоторые, и фильмы по телевизору смотрю, но все же такой просмотр—это эрзац, особенно, когда речь идет о фильмах «Самый долгий день», «2001: Космическая одиссея», вестернах…
В те годы было широко развито клубное движение. Среди клубов были такие, где, пока большая часть членов занималась обсуждением, к примеру, последнего фильма Ларисы Шепитько, «политбюро» киноклуба тихо смотрело какой-нибудь «стремный» фильм.
Несколько раз и мне предлагали вступить в тот или иной киноклуб. Но пребывание в комсомольской организации выработало у меня устойчивую аллергию на всякую «заорганизованность». Да и с прагматической точки зрения это не подходило: допустим, надо присутствовать на встрече с делегацией ГДР, а в это время в «Иллюзионе» идет «Диллинджер мертв» Марко Феррери…
«Иллюзион» постоянно совершенствовал формы своей работы. В 1974 году, помимо киноуниверситета, там существовало еще два лектория—«Актер в кино» и «Киноискусство стран и народов мира».
Я еще не рассказал о так называемых «неделях».
Недели зарубежного кино (в первую очередь, итальянского, французского, английского) были праздником для киноманов. Первая такая неделя состоялась в 1955-м году, когда приезжал Жерар Филип и сделал удар по мячу в матче сборных футбольных команд СССР—Франция. Сам я впервые побывал на подобном мероприятии уже в 70-е годы. Билеты стоили, как на обычные сеансы, т.е. от 25 до 50 коп. Их расхватывали мгновенно. Начиная с 1974-го года билеты на «недели» всех капстран стали стоить, как на кинофестивале (1 руб. 20 коп., 1 р. 50 коп., позднее 1 руб. 80 коп.), но спрос только возрос.
В 1974-м году состоялась Неделя итальянского кино, на которой, в частности, показали «Семейный портрет в интерьере». Сцену с обнаженными персонажами наши начальники решили вырезать, но об этом пришлось проинформировать итальянскую делегацию. В газете «Юманите» тут же появилась язвительная заметка. К органу итальянских коммунистов не прислушаться было нельзя, и сцену срочно вклеили обратно, а потом, когда картину приобрели для проката, «срамной» эпизод, естественно, снова убрали.
В 1976-м году на неделе фильмов Великобритании показали «Посредника» (с крохотной, но очень важной купюрой), «Асы в небе», «Багси Мелоун». Англичане прислали также фильм Кена Рассела «Малер», но из-за еврейской тематики, а также некоторых откровенных сцен картину в кинотеатрах показывать не разрешили. Кто-то надоумил Хренникова, и тот, пользуясь своим членством в ЦК КПСС, вытребовал «Малера» на один день в Дом Композиторов. Столпотворение было неслыханное, тем не менее, кто очень хотел, тот посмотрел, некоторые даже дважды (было два сеанса). Теперь и этот фильм иногда показывают по телевизору.
Недели фильмов соцстран в основном приурочивались к национальным праздникам этих государств. Заранее было известно: в апреле—неделя Венгрии, в июле–августе—Польши, в августе—Румынии, в сентябре—Болгарии, в октябре—ГДР, в ноябре или декабре—Югославии. Билеты стоили столько же, сколько на советские фильмы. Причем на некоторые венгерские и югославские фильмы народ ломился ничуть не меньше, чем на французские или итальянские.
Но мы опять забежали вперед. Внеконкурсная программа кинофестиваля 1975-го года оказалось гораздо более интересной, чем два года назад. Что касается конкурса, то с 1965-го и до 1987-го года по негласному правилу главный приз (позднее один из трех Золотых Призов) получал либо советский фильм, либо фильм соцстраны. Фильмы других стран награждались при условии, что они будут «прогрессивными». От создателей конкурс-ных лент требовалось беспрекословное подчинение Дирекции фестиваля. Так, в 1977-го году режиссеру-коммунисту Карло Лидзани был обещан Золотой Приз за фильм «Площадь Сан Бабила, 20 часов», если он уберет некоторые натуралистические сцены. Лидзани, к его чести, отказался и получил только «серебро», а Анджей Вайда в 1975-м пошел на компромисс (фильм «Земля обетованная»), за что и был вознагражден.
Одна из лучших программ в 1975-м была в «Иллюзионе»: «Профессия: репортер» Антониони, «Аллонзанфан» братьев Тавиани, «Пусть начнется праздник» Бертрана Тавернье, «Серпико» Сиднея Люмета, «Страх над городом» Анри Вернея, «Улыбка великого искусителя» Дамиано Дамиани, «Голубой солдат» Ральфа Нельсона, «Молодой Франкенштейн» Мела Брукса.
На конкурсе была показана хорошая аргентинская сказка «Назарено Крус и волк», никакой награды не получившая. Говорят, на закрытии режиссер возмущался, что на фестивале фильмы оценивают не за художественные достоинства, а за «идейность». Что, он не знал, куда едет?
Было еще два интересных фильма: «Романтичная англичанка» Джозефа Лоузи с Майклом Кейном, Хельмутом Бергером и Глендой Джексон (шел в ЦДЛ и Доме Кино) и «Избавление» Джона Бурмана с Бертом Рейнольдсом и Джоном Войтом (со страшным ажиотажем показывался в Доме Киноактера и ЦДРИ).
Отдельно хочется сказать про японский фильм «Леди Каратэ»—первый в жанре боевых единоборств, показанный на советских экранах. На бирже-толкучке около кинотеатра «Россия» за билет на «Леди» давали два, три, а то и больше билетов в другие кинотеатры.
После 1975-го года отечественное кино стало для меня постепенно отходить на задний план. «Зеркало», «Восхождение», «Прошу слова», «Уходя—уходи», «Культпоход в театр»—все это были единичные, артхаусные явления. Что же касается «хитов» типа «Афони» или «Иронии судьбы», то после фильмов с участием Ньюмэна, Редфорда, Аль Пачино и Николсона они совершенно не впечатляли. Тягостное впечатление оставляли и премьеры официозных отечественных фильмов в Доме Кино. «Укрощение огня», «Выбор цели», «Блокаду» смотреть было невозможно. И зрители на эти фильмы не ходили. Еще было далеко до 90-х годов, когда даже вечерние (!) сеансы с отечественными картинами приходилось отменять из-за полностью непроданных билетов, но первые звоночки прозвучали именно в 70-е.
В 1976-м я впервые попал на «просмотры для лауреатов», которые проходили в Большом зале Госкино. Там работал фильмотекарем киноман, мой приятель. С его помощью, через окно я и проникал на эти показы. Первым увидел «Крестного отца-2»—чудовищного качества рыже-зеленую, сильно потертую копию. Затем четыре фильма за один день (в черно–белых копиях): «Бутч Кэссиди и Санденс Кид», «Уловка-22», «Мюриэль» и «Иисус Христос—суперзвезда». Лихое сочетание, но я был счастлив. Все копии, естественно, были разрезаны на глазок на 10-ти минутные ролики. Помню, как возмущенно охала Пахмутова во время очередного скачка фонограммы на знаменитой рок-опере.
Тогда же на творческом семинаре в Болшево удалось посмотреть «Стыд» Бергмана и «Томми» Кена Расселла. Копия последнего фильма была оригинальной, видимо, прислали для продажи (чудные люди все-таки!). Публика была пожилая и насквозь советская—неудивительно, что минут через пятнадцать зал почти опустел. Так что группу «The Who», Элтона Джона и Тину Тернер мы слушали уже в комфортных условиях.
Наступил 1977-й год, а вместе с ним и новый кинофестиваль. Его лучшие фильмы: «Невинный» Лукино Висконти, «Пустыня Тартари» Валерио Дзурлини, «Провидение» Алена Рене, «Барокко» Андре Тешине, «ХХ век» Бернардо Бертолуччи (он шел только в Доме Кино и «полузакрытом» для простой публики «Ударнике», куда мне и удалось в последний момент «стрельнуть» билет).
Самое сильное впечатление на меня произвела «Пустыня Тартари». Ее, как и «Невинного», купили для проката, и обе картины, как и ожидалось, пострадали. «Невинный» лишился прелестей Лауры Антонелли, а «Пустыню» изуродовали дубляжом на… студии Довженко! При этом почему-то выпала сцена в начале фильма, в которой герой прощается с женщиной (то ли матерью, то ли сестрой). Видимо, решили сэкономить.
«Пустыню Тартари» я смотрел на закрытии фестиваля. Когда председатель жюри вручал один из главных призов венгерскому фильму «Пятая печать», он уронил хрустальную вазу на пол. На полу был ковер, и она не разбилась. Я сидел в ложе почетных гостей (так случилось, что достал билет туда), причем минут через двадцать после начала фильма остался в ней в гордом одиночестве—моим соседям фильм не понравился. А я считаю его одним из лучших, которые когда-либо видел. Подобные притчи уже были: «Потерянный патруль» Джона Форда, «Ангел истребления» Луиса Бунюэля, «Агирре—гнев божий» Вернера Херцога, но в «Пустыне» масштабный зловещий саспенс, постоянное ожидание опасности буквально завораживали. А какие актеры: Жак Перрен, Хельмут Грим, Макс фон Сюдов, Фернандо Рей, Филипп Нуаре, Жан-Луи Трентиньян…
Впервые с 1969-го года в конкурсе приняли участие американцы: показывалась фантастическая картина «Бегство Логана» с Майклом Йорком и Питером Устиновым.
В том же, 1976-м году заметно изменился репертуар «Иллюзиона». Если раньше основной крен делался в сторону Голливуда конца 30-х—начала 40-х годов, то теперь, после расширения связей Госфильмофонда с синематеками других стран, особенно Франции и ФРГ, в репертуаре стали появляться относительно «свежие» европейские картины, естественно, без эротики и антисоветских и антикоммунистических намеков: «Чудовищная декада» Клода Шаброля, «Диллинджер мертв» Марко Феррери, «Убийство случайное и преднамеренное» Фолькера Шлендорфа, «Отец» Альфа Шеберга…
В 1978-м году мне впервые удалось попасть еще на одну серию «закрытых» просмотров—для сценарных курсов в Малом зале Дома Киноактера, где я посмотрел «Одиночество бегуна на длинные дистанции» Тони Ричардсона, «Сноровку» Ричарда Лестера, «Ребенок Розмари» Романа Поланского, «Отвратительные, грязные, злые» Этторе Скола, «Дневник горничной» Луиса Бунюэля. Последний раз я смотрел там в 1983-м году до сих пор не показанную широкому зрителю картину Сальваторе Сампьери «Непослушание» со Стефанией Сандрелли и Терезой Энн Савой.
В начале 1978-го года американцы прислали большую ретроспективу Гриффита, уже прошедшую по всему миру: «Сломанные побеги», «Нетерпимость», «Путь на Восток»… Копии были вирированы—так, как это было в момент выхода этих картин на экран. Прислали и «Рождение нации». Если бы этот фильм тихо-мирно показали без объявления на каком-нибудь лектории, ничего бы не случилось. Но кто-то решил подстраховаться, и в Госкино послали запрос: «А можно ли?» Естественно, там не разрешили: раз специалисты сомневаются, зачем брать на себя ответственность? А в самом начале фильма «Сиротки бури» оказались титры, в которых человечество предупреждалось об опасности большевизма, разновидностью которого являлась якобинская диктатура. Надпись, естественно, была на английском языке, но для подстраховки решили показать более короткую русскоязычную копию.
В 1978-м году в «Иллюзионе» прошла и большая ретроспектива Лукино Висконти: «Чувство», «Леопард», «Посторонний», «Туманные звезды Большой Медведицы». «Смерть в Венеции» не прислали (не удалось договориться с американцами, у которых были права), а «Гибель богов» в «Иллюзионе» не разрешило показывать Госкино.
Кинофестиваль 1979-го года, по общему признанию, был хорош. Показали ретроспективу Копполы: «Люди дождя», «Разговор», «Крестный отец-2» (оригинальную копию). Много было и других хороших фильмов: «Приключения Пикассо», «Два куска хлеба»… В мистическом фильме Николаса Роега «А теперь не смотри» откровенная эротическая сцена испугала начальство, и фильм «для отчетности» показали только на одном сеансе в ЦДЛ, куда я даже не рискнул подходить: была локальная Ходынка.
Зато «Апокалипсис сегодня», для показа которого в киноконцертном зале «Россия» американцы привезли специальную аппаратуру, демонстрировался три раза. И тут меня постигла одна из очень немногих киноманских неудач: я не попал на этот фильм трижды! Особенно запомнился второй, ночной просмотр, когда отвечавший за него Г.Б.Марьямов совершенно обезумел и не велел пускать опоздавших. А эти «опоздавшие» в большинстве своем просто не могли до последнего момента достать себе заветный «квиток». Так я этот фильм и не видел.
Осенью в «Иллюзионе» прошла ретроспектива фильмов Януша Маевского. А в декабре случился Афганистан. Как будто снова наступил 1949-й год—возродилась антизападная волна. Резко сократились и без того хилые закупки фильмов, начались гонения на рок и джаз. В «Иллюзион» спустили жесткую разнарядку на зарубежное кино, в каждом конкретном случае требовалось обоснование показа того или иного фильма («Война и мир»—экранизация Льва Толстого, «Тупик» или «Погоня»—разоблачение гнусной американской действительности и т.д.).
В те годы наступил кульминационный момент еще одного процесса—изъятия из титров фамилий уехавших за рубеж людей, а если сделать это было затруднительно (когда речь шла о режиссере или сценаристе), то фильмы просто клали на полку, как положили «Верных друзей», «Дайте жалобную книгу», «Государственного преступника», «Бегущую по волнам», «Капитана “Старой Черепахи”», «Зеленый фургон», «Лебедев против Лебедева», «Двое», «О любви», «Дневник директора школы», «Семейную мелодраму», «Очередной рейс», «Хоккеисты». Иногда о том, что тот или иной человек уехал, зрители узнавали именно после этих запретов.
Что касается уехавших актеров, то их фамилии просто выдирали из титров, а фильмы «великодушно» оставляли в прокате, но когда Юлиан Панич, уехав, стал одним из активных деятелей на радио «Свобода», то фильмы с его участием сразу запретили.
Или вот старичок Бениаминов в фильме «Москва в Гудзоне» сыграл дедушку, отрицательно высказывающегося о советской власти. Кара была жестокой—из таких знаменитых фильмов, как «Мы с вами где-то встречались» и «Дон Кихот» были вырезаны все эпизоды с участием актера!
Не уважали у нас и эмигрантов из других соцстран. Например, на фестиваль 1983-го года ФРГ прислала последний фильм Фассбиндера «Тоска Вероники Фосс». Фильм показали в кинотеатре «Киргизия» на одном-единственном сеансе в 7 утра. А все потому, что в нем снялся Армин Мюллер-Шталь, некогда популярный гэдээровский актер, обосновавшийся на Западе…
Весной 1980-го прошла последняя «нормальная» ретроспектива польских фильмов (летом случилась «Солидарность», и польское кино практически исчезло с экранов). В 1981 году Вайда снимет «Человека из железа» и будет объявлен у нас «врагом народа». Даже в книге Льва Аннинского «Лесков на экране» фамилия режиссера фильма «Сибирская леди Макбет» отсутствует, хотя о самом фильме рассказывается довольно подробно и даже помещена фотография.
В преддверии Олимпиады настоящим «хитом» стала неделя венгерского кино: «Доверие» Иштвана Сабо, «Легато» Иштвана Гаала, «Этот день—подарок» Петера Готара.
На майские праздники состоялась премьера фильма «Москва слезам не верит», а в июне в Доме Кино прошла премьера «Леса», который за «русофобию» не выпускали на экраны до 1987-го года.
В «Иллюзионе» ежемесячно стали проходить вечера вгиковских фильмов разных лет. А в декабре 1980-го для киноманов был сделан новогодний подарок—ретроспектива английского кино: «В субботу вечером, в воскресенье утром» Карела Рейша, «Слуга» Джозефа Лоузи, «Билли–лжец» и «Род любви» Джона Шлезингера.
После этого до следующего фестиваля вспомнить нечего, разве что очередную неделю венгерского кино с фильмом Марты Месарош «Наследство», который в сокращенном варианте вышел в прокат под названием «Вторая жена».
Да, чуть не забыл! В мае в «Ударнике» и в еще некоторых кинотеатрах прошла ретроспектива фильмов ФРГ, на которой показали «Замужество Марии Браун». Тогда же усилиями Виталия Волкова в Белом Зале Дома Кино был показан давно купленный, но не вышедший на экран фильм Кароя Макка «Любовь» с Мари Теречик, посвященный теме репрессий в ракошистско-сталинской послевоенной Венгрии.
О Виталии Волкове следует сказать особо. По-настоящему любящий кино, необыкновенно одаренный, один из зачинателей бардовского движения, он аккомпанировал на сеансах немых фильмов, используя собственную музыку (за исключением тех случаев, когда надо было играть что-то, точно соответствующее сюжету, к примеру, «Марсельезу»). Помню, как во время фильма «Андалузский пес» он открыл крышку рояля и стал дергать струну, как заправский контрабасист… Волкову был абсолютно чужд снобизм, он старался максимально приоткрыть двери «закрытых» показов, по-человечески, с пониманием относясь к «неорганизованному» зрителю.
Окончание следует