Ледяные хребты. <…> Булочные и пекарни. Кругломордые пьянчужки, актер в своей свинячьей «дольке жилья». «Последние известия». Завод. Здание ЦК. Турксиб. Сквер с кустарниками. Ветер из ущелья. Съемки. Горят юпитера. Толстомордые охранники. Пустота в коридоре. И снова—портрет. И саксаул и чахотка станции Чу. Бараки. Сульфаддин. Розовый халат Татьяны. Свекла. Электропечка. Американские картины. Темп, пышность. Жизнь. Сводки. Маршак на постели: Водсворт. Алатау. Телеграф. Телеграф. Большие звезды. Каган и ее спекуляции. Выставка. Сила обнаженности. Спит толстая Наташа К., спит телефон. Банки с маслом. Дурацкая морда С.М. со всех сторон. Спят волосатые толстые груди с пупырчатыми черными сосками <…>. Глаза как облупленные яйца. Искусство. Опять мимо лауреатника. Казацкие дома. Огней нет, лишь из окна Крючкова гармонь. Русский Голливуд на границе Китая. Опять мимо ваших окон С.Э. Спит Э.Шуб, горят окна у Траубергов, там пекут картошку. Внимательные глаза В.И.[Пудовкина]… <…> А ты лежишь в гробу, и вся сила жизни тает в досках гроба, и ничего от тебя не останется, и твоя любимая мажет брови и недолго будет тебя вспоминать. Она все знает простым женским чутьем. В ней правда. Холодно тебе лежать. Холодно и бедно? но это достойная смерть и все ленты вьются над тобой. Лапша и клецки. Фанерные клетушки. Город снов. Город небывалого. Тема музыки. Завадский и Уланова. Костя Паустовский и романтика Черного моря и Ала-Тау. Мертвый Зощенко. Его подруга. Низок столовой. Глиняные миски. Ленинградцы. Рыжий Яшка. Разговоры. Коварский и статьи о формализме. Не в шутку. Все спят. И все спит. Телеграф. Инвалид на телеграфе с палкой. Спят книги Э. Коротконогий, во всем разуверившийся, спит мастер под мексиканским одеялом. Вокруг маски, портрет Чаплина, небоскребы, Луна, Нью-Йорк. Спят кинозвезды, раскинув немытые ноги. Что видят во сне—не знаю. Вот этого не знаю. Круглые груди легко подымаются во сне. Недавно вышедший оттуда администратор мочится и от скуки пускает кран. Занавесочки колышутся. Трогательные трусики лежат на спинках стульев.

<…>.

Ледяные хребты. Ночная съемка. Американская картина. Хрустящий холод. Мимо Эйзенштейна. Условность существованья. Мой презрительный, абсолютный скептицизм. <…> Инвалиды, сидящие как птицы на перилах моста. Ячейки Дома Советов. Уютная чушь. Где-то кусок жизни той девушки. Где-то здесь она еще живет. Холодно тебе в могиле. Холодно и одиноко. Мороз. Мороз в Ташкенте. Гордость тебя сгубила и порядочность. А итог? Если ты не получишь возмездие—все ничего не стоит. Остается безошибочно Эйз. Как спит девушка. Одеяло. Твердые очертания рта. Завитые ресницы. Тема: сад, халат, салаты, пощечины, маленькая власть, женщина, характер, твердость, хитрость, уловки. Прощание, открытка. Слезы. Ровные улицы. Чистые звезды. Тщеславие. Желание блистать. Отсутствие чувства собственного достоинства. Высокое одиночество. Тишина. Ветер. Вдвоем на дороге.

 

* * *

Именно сейчас жду огромного расцвета искусств, ибо все отношения изменились, открылась новая протяженность мира, сорвались с петель старые замки, страшнее стало. Несет… Все перепуталось. К началу ХХ века все так определилось, что начали уже обозначаться немые правила мира. Очевидно, это было очень вредно и неправильно. Не выявились еще все страшные свойства человека. Уют мира XIX века их анестезировал. Все занимались боковыми проблемами. Всю меру, неисчерпаемость человеческой подлости и самоотверженности никто не знал. Рождественские мальчики. Елки. Взыскующие интеллигенты. Новое столетие принесло мощь худших веков истории, и, следовательно, наиболее плодоносных веков. Обозначилась чушь человеческого существования. Обозначились новые, совсем новые требования уюта. Человек попал во власть новых стихий машины и ее производных, но эта стихия более победна—вызвана им, а не силами природы. Регресс был настолько величественен, что его трагедия стала обыденным… мысль о жизни в другом измерении, о катарсисе. Случайность стала законом, а закон случайностью. Смерть стала тривиальной и в искусстве потеряла свое острие. Жизнь стала пышна и однообразна, как жизнь растений. К счастью, осталось основное свойство, основной интерес человека—кто прошел через двор, кто с кем живет, кто подлец. Это спасительное для людей свойство, это благодетельная, трогательная и величественная сила должна послужить содержанием отдельной главы. Меню жалкого обеда, новый карандаш, новые подметки, новый распределитель у соседа спасают людей и сохраняют людей, и сохраняют потенциальные силы человечества. Все возвращается, но в другом завитке. Счастлив, благословен тот, в ком сохранилась традиция. Несчастны те, кто вверяется самозабвенно стихии этого страшного века, его проявлений. Чем проще формулирован закон, тем он сложнее.  Великие слова консерватора. Члены парламента—гады—уничтожили все население Германии. Вот так, не больше и не меньше. Но, надеюсь, человечество все-таки будет существовать, хотя это базируется только на многочисленности людского населения земного шара и больше ни на чем.

 

 

Слава в Вышних Богу на земле в человецах благоволение. Прекрасная вспышка человечности после 1918 года. «Прощай оружие». Смелые, усталые, цинично-трогательные умы. Многое они открыли. В первый раз после многих лет штурмовали простые вещи, а в них вся суть.

Тема—дворик, желтые окна, балахана*, дожди. Какое удивительное ощущение—законы стоят рядом с тобой, а ты еще медлишь, ты бежишь в столовку, ты разговариваешь с дураками. Но самое удивительное в том, что пишу я не для людей, а для нее, для ее ребяческих глаз. Когда пишешь для одного—важно и нужно для всех. Наоборот—вечное «Евангелие»—Толстого и прочие прота-потранты от философии.

Ты, художник, все равно лжец, умей же лгать искренно. Величие унижения, ибо в нем огромное рассвобождение (А.Б.) Игра в искусстве не самое главное. Вроде бросания костей. Все равно, что-нибудь да выпадет. Вроде калейдоскопа. Еще раз повторяю: единственное величественное—традиция— в ней есть ограничение и законченность.

 

___________

*Балахана—балкон в восточном городе (прим. авт.).

 

Публикацию подготовила Н.А.Громова