В июне 2002 года редакция «КЗ» обратилась к Любови Александровне Киреевой с просьбой рассказать о своей давно исчезнувшей профессии пианиста-иллюстратора. Л.А.Киреева любезно согласилась ответить на наши вопросы и прислала воспоминания, которые мы публикуем ниже. Выражаем ей глубочайшую признательность и благодарим М.П.Кирееву и Е.Я.Марголита, без деятельного участия которых публикация не могла бы состояться.

 

Как-то так сложилось, что довольно много наших родственников имели и имеют отношение к кино.

Оператором Центральной студии документальных фильмов (а в годы Великой Отечественной войны—фронтовым оператором) был мой двоюродный брат Михаил Александрович Силенко. Мой муж, Иван Иванович Киреев, работал на разных должностях в системе кинофикации в Оренбурге и Челябинске. Его брат, Александр Иванович, начинал киномехаником в Оренбурге и ушел на пенсию в должности заместителя управляющего областного Главкинопроката. Там же работает сейчас его дочь. Моя младшая дочь уже более 20-ти лет руководит киноклубом «Сталкер» при Магнитогорском пединституте, а внучка Маша—киновед, окончила аспирантуру ВГИКа, работает в отделе кинопрограмм ВГТРК.

Я родилась в Барнауле, в 1906 году. Мне было 11 лет, когда сгорел наш дом. Это случилось 5 мая 1917 года, я навсегда запомнила эту дату. Пожар вспыхнул где-то на окраине города; говорили, что вернувшийся с войны солдат раздувал во дворе самовар, от искры которого все и началось. Был ураганный ветер, огонь быстро перекидывался через кварталы. Дома были в основном деревянные, пожарные не смогли справиться с огнем и бросились спасать свои собственные семьи. Погибло много людей.

После пожара мы переехали в Томск, где жили родные отца. Там я поступила в Мариинскую женскую гимназию (позже продолжила учебу в Единой Трудовой Школе) и одновременно в музучилище Русского Музыкального Общества имени Антона Рубинштейна. В 1923 году вышла замуж за секретаря Томского Совнарсуда Ивана Ивановича Киреева. Вскоре мы с мужем переехали в Оренбург, откуда он был родом, и с 1926 года я начала работать пианистом-иллюстратором немых фильмов, а помимо этого училась в Оренбургском Музыкальном техникуме имени «10-летия Октябрьской революции».

Первое место работы—кинотеатр «АРС». Он находился в ведении ОДСК (Общества друзей советского кино), но затем вошел в систему УКТ (Уралкинотрест) и стал называться «Пролетарий». Поблизости от «АРСа» находились еще два кинотеатра: «Палас» и «Аполло», впоследствии переименованные в «Молот» и «Октябрь». Надо сказать, что кроме пианистов-иллюстраторов (а их в штате состояло, как правило, двое, так как одному иллюстрировать весь фильм было бы трудно) музыкальное сопровождение фильма обеспечивало еще концертное трио или ансамбль, их роль особенно важна была, когда действие фильма достигало кульминации. Между прочим, не было ни одного случая, когда бы зрители выразили недовольство по поводу нашей музыки.

Я была помощницей-«перебежчицей», так как в прямом смысле слова перебегала из одного кинотеатра в другой, сопровождая игрой на фортепьяно те части фильма, которые шли без участия ансамбля. Наверное, «бегала» хорошо, поскольку в моем «Трудовом списке» есть такая запись, датированная 6 октября 1930 года: «За проявление активной работы и выполнение заданий премирована четырьмя метрами ситца». Вот так! Забавно, но только сейчас я обратила внимание на подпись делопроизводителя, который внес в тот же «Трудовой список» запись о факте моей работы в «Пролетарии»: Г.Черномырдин! Поскольку Виктор Степанович из тех мест, то, думается, что это вполне мог быть не только его земляк, но и какой-нибудь родственник.

Для музыкантов-иллюстраторов существовал неписаный закон: знать содержание фильма, эпоху, в которой происходит действие, характер музыки того времени. Некоторые пианисты не пользовались нотами: кто-то не имел навыка их чтения, кому-то просто не хотелось с ними связываться, но в любом случае, это, безусловно, были музыкально одаренные люди. Я им даже завидовала: ведь кому приятно таскать с собой такой груз, какой таскала я.

В конце двадцатых вместе с фильмами стали присылать музыкальные сценарии, что, конечно, очень помогало и пианистам-иллюстраторам, и руководителям ансамблей. Перед выпуском фильма на экран устраивался предварительный просмотр, на котором могли присутствовать музыканты из других кинотеатров.

До сих пор помню продавца нотного магазина «Аккорд» в Оренбурге, которого мы звали «пан Густав». Он сам подбирал ноты к фильмам по музыкальным сценариям и давал их на дом для ознакомления. Благодаря помощи пана Густава у меня накапливался нужный для работы материал. Я часто использовала музыку из опер. Например, если фильм был «восточным», то можно было воспользоваться «Аидой», «Демоном», «Отелло», а если из русской старины, то подходили темы из «Аскольдовой могилы», «Ивана Сусанина», «Царской невесты» и тому подобное. Иногда хороши были польки и вальсы Штрауса, Вальдтейфеля, мелодии из оперетт, цыганские романсы, фортепьянные пьесы, произведения ныне неизвестных композиторов (того же Кручинина).

Говорят, для иллюстрации фильма «Новый Вавилон» музыка была написана специально, и написал ее не кто-нибудь, а Дмитрий Дмитриевич Шостакович; к сожалению, не помню, была ли она в работе у нашего ансамбля.

В годы немого кино встречались еще зрители, которые не были сильны в чтении и не успевали следить одновременно за действием и за титрами. К тому же мешало и тогдашнее оборудование зала (расстановка мест и отсутствие приподнятости пола по мере удаления от экрана), отчего сидящие сзади испытывали определенные неудобства. Поэтому во время сеанса в зале обычно слышались голоса. Это зрители шепотом, а то и вполголоса, читали надписи для тех, кто этого не мог сделать сам. Такое вот трогательное проявление солидарности трудящихся…

К нам в кинотеатр часто приходили мои однокурсники из музыкального техникума: Жора Васильев (он погиб на фронте в Отечественную войну), Володя Сапегин, Борис Толмачев. Просили дать им возможность проверить свои силы: «Любочка, дай поиграть!»

Дневные сеансы у нас начинались обычно в полдень, а вечерние в 6 часов вечера. После каждой части фильма (их было не менее шести-восьми), в зал давали свет, так как киномеханик должен был перемотать просмотренную часть и подготовить к показу следующую. Дежурные контролеры следили за порядком, особенно за тем, чтобы зрители не курили. Провинившегося выводили из зала, и дежурный пожарник мог даже оштрафовать курильщика.

Посещаемость вечерних сеансов была выше, чем дневных. Это понятно: ведь основную массу зрителей составляли простые люди, которые днем были на работе. Иногда попасть на вечерний сеанс бывало не так просто—случалось, самые нетерпеливые и энергичные чуть ли не по головам пробирались к кассе за желанным билетом. Вечерние сеансы привлекали зрителей еще и тем, что в фойе играл концертный ансамбль или выступали артисты эстрады. Мне запомнились клоуны Бим-Бом, исполнявшие куплеты на злобу дня под аккомпанемент своих концертино, и артист Илья Набатов, выступавший с пародиями на фильмы.

Вот каким-то чудом сохранившийся текст одной пародии из его репертуара:

Блондинка Мери

Скучает у балконной двери,

Засим гулять выходит в сад

(Ее отец весьма богат).

Она гуляет меж цветочков,

Не поднимая вверх ресниц,

Являясь лакомым кусочком

Для нижеследующих лиц:

Калигари и Мабузе,

Два испанца, три француза,

Чарли Чаплин, Гарри Пиль,

Грузовой автомобиль,

Тридцать три аэроплана,

Приключения Тарзана,

Черный Джек, властитель Рейна,

И теория Эйнштейна.

Сногсшибательно, нет слов!

Начало ровно в 6 часов.

Завтеатром Барсуков.

Вышеупомянутый Барсуков—реальное лицо: в 1926 году он действительно был заведующим кинотеатром «АРС».

Кстати, еще одно, о чем нельзя не упомянуть—это реклама. Где и была в те годы хорошая реклама—так это в кино! Создаваемая исключительно работавшими в кинотеатрах художниками, профессионально выполненная и эффективная, она немало способствовала заполняемости кинозалов. Рекламные щиты устанавливались вблизи кинотеатров, при входе в них, у билетных касс.

Помню рекламный щит к фильму «Мать» с изображением актрисы Веры Барановской. Сохранилась у меня и фотография рекламы звукового фильма «Петр I», размещенной у кинотеатра «Пролетарий» в Челябинске…

В 1932 году я закончила Оренбургский Музыкальный техникум. В свидетельстве о его окончании в числе прослушанных дисциплин названы такие предметы, как политическая экономика, исторический материализм и история классовой борьбы. Хорошая теоретическая база для иллюстрации фильмов историко-революционного содержания! А их на экранах было много. «Красные дьяволята», «Тихий Дон», «Броненосец “Потемкин”», «Мать», «Сорок первый», и другие подобные фильмы успешно конкурировали с «Индийской гробницей», «Багдадским вором», «Тремя мушкетерами», «Мисс Менд», «Поцелуем Мери Пикфорд». Цветных фильмов в немом кино, насколько я знаю, не было, и только в конце «Броненосца “Потемкина”» появлялся красный флаг. Надо было видеть, в какой восторг это приводило зрителей!

В 1933 году мы переехали в Челябинск, где я стала работать пианисткой в ансамбле кинотеатра «МЮД» (что означало «Международный Юношеский День»). Сначала мы выступали в фойе перед зрителями, а потом сопровождали фильм. Но эпоха немого кино заканчивалась, и в августе 1936 года произошло сокращение ансамбля. Я перешла на работу в ТЮЗ, который находился в одном помещении с клубом ЧТЗ (Челябинского тракторного завода). Там в небольшом кинозале демонстрировались еще не озвученные фильмы, а после сеанса в фойе клуба начинались танцы под джаз-оркестр, в котором я тоже играла.

Увы, не помню, как восприняла публика появление звука в кино; можно предположить, что с энтузиазмом. Зато остался в памяти просмотр в Оренбурге сотрудниками кинотеатра «Октябрь» первого звукового фильма «Путевка в жизнь». У Муси Молчановой, жены нашего второго пианиста, работавшей билетером, тогда начались преждевременные родовые схватки, и ее увезли в роддом.

Замечу, что в Магнитогорске несколько лет существовала трамвайная остановка «Звуковое»—около первого стационарного звукового кинотеатра «Магнит». Когда район перестал быть жилым, перестал существовать и «Магнит», а вместе с ним и остановка «Звуковое»…

Возвращаясь же к Великому Немому, хочу вспомнить слова Александра Сергеевича Пушкина: «И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал…»

Да будет так!

 

 

Июнь–август 2002 г.