Удивительно светлые воспоминания об Александре Викторовиче Ширяеве сопровождают всю мою жизнь. Он был замечательным и всеми любимым педагогом Ленинградского хореографического училища, что хорошо известно тем, кто там учился в 1920–30-х годах. Правда, таких людей остается все меньше. Но после документального фильма “Запоздавшая премьера”, созданного Виктором Бочаровым, несколько иначе думаешь о самом Александре Викторовиче и том времени, что застал он в русском балете и собой обозначил. Ведь он, можно сказать, непосредственно руководил балетной труппой после Мариуса Петипа и Льва Иванова. Что такое руководить Мариинским театром после них, то есть в начале ХХ века, когда академическая традиция начинает испытывать заметную конкуренцию с новыми танцевальными направлениями, а русский балет начинает активно представительствовать в Европе и Америке? Проводятся “Русские сезоны”, возникает фактор Монте-Карло, возникает прямое разделение монолитной императорской труппы на отдельные ее составляющие и пр. Что все это значит для балетного директора? Этому можно посвятить специальную, ученую книгу. Мы же, благодаря фильму Бочарова (“Запоздавшая премьера” сама по себе является настоящим балетоведческим исследованием), можем понять теперь более определенно те черты личности Ширяева, которые ранее существовали для нас лишь в отдельных намеках.

<...>

В тот день, когда я получил от режиссера кассету с фильмом, я улетал в Лондон проводить Гала-концерт “Benois de la danse”, очень важную в мире балета акцию. И, тем не менее, я не мог не включить фильм, меня интересовало, что в нем. Когда же начал смотреть—и Лондон, и все остальное куда-то сместилось. Я попал в мир, который считался практически утраченным с точки зрения конкретного профессионального знания. Тот мир петербургского, а шире—русского балета начала века давно мифологизирован и существует, скорее, в изустных преданиях. Появилось, особенно в последние годы, много воспоминаний, среди них есть заслуживающие внимания. Но так сильно, на визуальном и пластическом уровне изъять живую “картинку” из того времени и переместить в наше—вот что вызвало настоящий шок. Далее, я, кажется, поминутно вскрикивал что-то типа: “потрясающе”, “невероятно” и проч. Потом не смог усидеть и начал повторять движения Ширяева, как они предстают в фильме и как я их запомнил в классе и на сцене. Пришла машина, надо было ехать в аэропорт, а я все еще жил увиденным.

И тут меня может понять только профессионал, который занимается проблемой передачи, фиксации танца и реконструкцией хореографического текста. Это по-прежнему сложная проблема, несмотря на появление видео. Фиксация танца на пленке не происходит адекватно, я это хорошо знаю. Все мои балеты записаны на видео или на кинопленку—по нескольку раз и в разных странах. Это все разные спектакли. И не только потому, что в них меняются исполнители. Меняется очень многое вокруг них: психологический и культурный контекст, технический подход, авторское присутствие или прямое участие. Недавно, например, Парижская Опера специально снимала “Ивана Грозного”, мою последнюю там постановку; в зале Бастиль работало 14 телекамер, ушло два дня. Это была замечательная, очень профессиональная съемка, на которую я специально приезжал.

Но вернемся к Ширяеву. Смотря на его композиции на экране и вспоминая то, что когда-то видел сам, понимаешь не без радости, что расхождений мало. Как ни странно, танец, созданный сто лет назад, в главных своих чертах жив и на сегодняшней сцене. Он, естественно, приобрел новое психологическое и техническое обеспечение, во многом новую актерскую эстетику, новые костюмы, грим и реквизит. Но, тем не менее, он существует. Значит, какие-то пути его передачи, и весьма надежные, все же существуют. Удивительно другое—как Александр Викторович в 1906 году решил проблему фиксации сценического танца. Мало того, что он первым в императорской труппе купил за границей кинокамеру, так еще и предложил дирекции важнейшую, перспективную задачу, проект, если хотите. Бизнес-проект! Снимать артистов Мариинского балета на пленку, тем самым сохранять их образы и хореографический текст. Кто это предложил? Старый фантазер и театральный волшебник, оказавшийся на деле абсолютно авангардным театральным мыслителем. Примечательно и то, что ему не разрешили этого,—не забывай, что в России живешь! И он начинает снимать для себя, что может, устраивает в комнате съемочный павильон, склеивает минисцену, и в ее сжатом пространстве воссоздает хореографию, требующую перспективы, планировки, живого актера, света, звука и пр. Как не вспомнить тут Михаила Булгакова и его героиню Маргариту, поражавшуюся в сцене бала, “где все это помещается”, а ей объяснили про пятое измерение: “ничего не стоит раздвинуть помещение до желательных пределов”. 

<...>
 

Теперь скажу о том, что было бы разумно сделать в дальнейшем. Фильм ставит ряд проблем профессионального свойства и важных в историко-культурном плане: надо атрибутировать все хореографические фрагменты, надо рассмотреть в старых пленках людей, некоторых я узнал сразу, кто-то еще жив, их следует “взять в разработку” и успеть записать. Для этого, конечно, фильм нужно смотреть подробно, с паузой, останавливаясь. Как мне сказали, Виктор Бочаров располагает еще большим киноматериалом, развивающим эту тему, старые пленки (26 часов!) требуют реставрации, средств и пр. Ну что ж, значит нужно помочь этому проекту, обеспечить ему государственную поддержку, может быть, сложить усилия двух творческих союзов—кинематографистов и деятелей хореографии. Я—за.

Записал А.Колесников