Ниже публикуются два письма С.М.Эйзенштейна, адресованные Э.И.Шуб.

Отрывки из первого письма Эйзенштейна Шуб от 15–16 мая 1928 года (около трети текста) были напечатаны в книге Эсфири Шуб «Жизнь моя — кинематограф» (c. 372–374). Книга вышла в 1972 году, отдельные важные фрагменты письма тогда не могли быть опубликованы по цензурным соображениям, другие же отрывки были изъяты по моральным мотивам — некоторые лица, упоминаемые в письме, еще были живы. Были у составителя того сборника и субъективные решения. Между тем это письмо — один из важнейших биографических документов. Это свидетельство первого кризиса, пережитого создателем «Октября» весной 1928 года. В нем режиссер последовательно (хотя и в иронической аранжировке) проводит тему «близкой» и «несомненной» смерти, он впервые фиксирует, что его «кредит сильно подмочен».

Обрисуем вкратце предшествующие события.

«Октябрь» впервые — 7 ноября 1927 года — был показан в Москве, а на следующий день — в Ленинграде, однако предполагаемый выпуск его на экраны не состоялся. Фильм был показан публике только в марте 1928 года (после того, как Л.Д.Троцкий в феврале был доставлен в Алма-Ату, а из «Октября» были изъяты кадры и эпизоды с его участием). В связи с выпуском фильма на экраны С.М.Эйзенштейн опубликовал ряд статей, отзвуки которых обнаруживаются и в письме к Шуб.

Первая статья — «Наш «Октябрь» — была опубликована в газете «Кино» 13 марта. В том же номере были напечатаны первые отклики на анкету «Октябрь» в оценке участников Октябрьского переворота и людей искусства»: «Огромное впечатление» Феликса Кона, «Большое достижение» П.Лепешинского, «Событие дня» О.Каменевой (сестры Л.Д.Троцкого и жены Л.Б.Каменева), «Шаг вперед» А.Орлинского, «Прекрасная картина» В.Мещерякова. Резким диссонансом высокой оценке картины (а фактически новой версии октябрьских событий 1917 года) прозвучала критическая реплика Эсфири Шуб «Эта работа кричит...». Режиссер-документалист обвинила фильм Эйзенштейна в искажении правды истории.

Такая позиция не могла не внушить уважения. И готовя к печати следующую статью — «По ту сторону игровой и неигровой» («Кино», 20 марта), — Эйзенштейн снял упреки «фильмотечным Прометеям», которые он адресовал к ней (ее первая лента «Падение династии Романовых» была смонтирована из архивного киноматериала). Эта статья, как недавно установлено, подверглась в редакции газеты серьезной правке, что вызвало ярость Эйзенштейна. В статье речь шла о разном понимании культурного развития страны сторонниками Троцкого и Сталина; понятно, что все это было сказано режиссером на «эзоповом языке» (см. нашу публикацию полного варианта статьи — «Киноведческие записки», № 44, с. 228–237).

Впрочем, статья Эйзенштейна вошла в историю отечественного кино по другим мотивам: в ней он предложил уйти от привычного деления кинематографии на игровую и неигровую, выдвинув идею «внеигровой», но его новация не встречала поддержки. Отсюда в письме к Шуб постоянное иронизирование над основными постулатами неигровой: документация, жизнь врасплох, голый факт и т.п. — и перевод привычных терминов в комические: игривая — неигривая. Оставалось сделать шаг к разговору о... любовной горячке, охватывающей живые твари по весне.

Этот переход к теме любви не случаен, появляется возможность пародирования книги Виктора Шкловского «Zoo, или Письма не о любви». Впрочем, язвительные стрелы направлены не в фигуру Шкловского, а в редакцию «Нового Лефа», весьма скептически оценившую последний фильм режиссера и готовящую коллективный сборник «Литература факта», собранный из публикаций журнала в следующем (1929) году.

Эйзенштейн последовательно отвергает (иронически описывая курортную жизнь то с позиции кинематографиста-документалиста, то с позиции литератора-очеркиста) методологию фотографического отражения жизни, передачи ее в художественном произведении в жизнеподобных формах.

В письме многократно упоминается «Гриша». Это Григорий Васильевич Александров, в то время — ближайший сотрудник С.М.Эйзенштейна.

Но оказывается, режиссер работал в апреле 1928 года и над третьей статьей об «Октябре». Первоначальное авторское ее заглавие «Государственный чиновник по фальсификации истории» доводит до логического конца претензии, ранее предъявленные его фильму последователями документализма (правда, на этот раз на материале освещения «Октября» в германской прессе). Однако многое из намеченного осталось в черновиках — опубликованный текст назывался ««Октябрь» в Германии. (Письмо из Берлина)» и был подписан псевдонимом О.Рик (мать Эйзенштейна звала его Рориком). По всей видимости, первоначально режиссер рассчитывал на поездку в Германию, как это было в случае с «Броненосцем «Потемкин», однако дело ограничилось литературным розыгрышем — имитацией письма из-за рубежа (см. нашу републикацию статьи: «Как Эйзенштейн стал Рориком» — «Экран и сцена», 2000, № 12, с.10).

Задержка выпуска «Октября» на экран, жесткая редактура статьи в газете «Кино», резкие отзывы о фильме соратников по левому фронту искусств, самоцензура при написании другой статьи и, вероятно, отказ в поездке за границу — вся эта цепь событий не могла не внушить режиссеру достаточно мрачных предчувствий о своей судьбе.

Отсюда шокирующий эпиграф и черный юмор его послания.

В письме вновь возникает — как и в непропущенных редактурой в статье «По ту сторону игровой и неигровой» — противостояние фамилии Сталина и имени Троцкого. Можно догадаться, что это письмо все-таки «не о любви», а о надвигающемся на страну суровом ветре (сирокко) исторических перемен.

 

Второе письмо, отправленное из Мексики, предлагается вниманию читателей впервые. Оно было написано после 5 декабря 1930 года (в этот день группа Эйзенштейна пересекла границу, отделяющую США от Мексики), но, надо полагать, до 14 января 1931 года, когда Эйзенштейн с коллегами снимали обрушившееся на Мексику бедствие — землетрясение. В письме содержатся интересные подробности о планах возвращения группы в СССР через Японию и о встречах с замечательным американским кинодокументалистом Робертом Флаэрти.

Письма печатаются по автографам: письмо от 15–16 мая 1928 года — РГАЛИ, ф. 3035, оп. 1, ед. хр. 144, лл. 2—9 об.; письмо из Мексики — там же, ед. хр. 146, лл. 1—5. В первом письме (учитывая его пародийную стилистику), по возможности, воспроизведены авторские графика, синтаксис и правописание. Для ясности чтения в отдельных случаях добавлены абзацы и, если это не нарушает пародийную стилистику автора, приведены к современной норме знаки препинания.

 

Информацию о возможности приобретения номера журнала с этой публикацией можно найти здесь.