Драматическая судьба Александра Алексеевича Ханжонкова (1877–1945) неизменно привлекает к себе внимание историков кино, кинематографистов и даже беллетристов. Однако многие ее обстоятельства остаются забытыми, непроясненными или вовсе неизвестными. Авторская версия ханжонковских воспоминаний, оборванная на пороге 1921 года, остается неопубликованной, а личный архив мемуариста весьма скудно документирует его жизнь после этой рубежной даты[1].
Разрозненные факты и свидетельства, собранные нами по различным документальным и печатным источникам, разумеется, не покрывают всех лакун в биографии Ханжонкова, но они могли бы стать комментариями к какому-нибудь нетрадиционному ее «ракурсу». После недавней, достаточно неожиданной, находки в фондах Славянской библиотеки в Праге и появился новый угол зрения на последние годы жизни Ханжонкова, которые принято описывать скупо и нейтрально:
«<...>. В 1941 году Ялту оккупировали немцы. Ханжонков дожил до Дня Победы. Но судьба отмерила ему всего пять месяцев. 26 сентября 1945 года в возрасте 68 лет Александр Алексеевич скончался»[2].
При просмотре подшивок берлинского еженедельника «Новое Слово—известного печатного органа эмиграции, служившего рупором нацистской информации и пропаганды в русской диаспоре европейских стран в 1933–1944 гг.[3], в номере от 20 января 1943 года нами была обнаружена статья, посвященная судьбе Александра Ханжонкова, в авторстве некоего А.Владимирова (фамилия эта—несомненный псевдоним, к которым прибегали многие сотрудники этого и подобных ему изданий, чьи настоящие имена теперь уже практически неустановимы). Текст сопровождался ссылкой на первоисточник в газете «Голос Крыма», выходившей в Симферополе в годы германской оккупации. Просмотр крымского издания подтвердил, что именно на его страницах увидел свет набросок к биографии ветерана русской кинематографии[4]. По-видимому, этот текст не контаминировал публикации в других печатных источниках, за ним стояла личная беседа репортера с героем заметки или с его женой, что придает тексту несомненную историческую ценность и дает основания для сегодняшней републикации. Несмотря на то, что многие факты, содержащиеся в статье, ныне хорошо известны исследователям, они сложены не в «академическую», но в «гуманитарную» версию судьбы героя—достаточно, впрочем, типичную для советской эпохи.
Чем же объяснялся неожиданный интерес к истории отечественной кинематографии, проявленный таким специфичным изданием, как «Голос Крыма»[5]? Ответить на этот вопрос невозможно без внимательного знакомства с газетой, поскольку многие ее публикации отразили разноцветную картину жизни крымчан под немецкой властью, далекую от традиционных черно-белых стереотипов советского сознания. Разумеется, каждый номер этого издания был выстроен как пропагандистское послание в пользу коллаборационизма и преимуществ гитлеровского «нового порядка», но теперь, по прошествии времени, многие ее материалы (в частности публикации, посвященные художественной культуре) заслуживают непредвзятого пересмотра.
По редакционному заявлению, среди прочих приоритетов газета «поддерживала театр и искусство, призывала служителей его к совершенствованию и подражанию высоким образцам, к изжитию провинциальной рутины»[6]. В ней и в самом деле обстоятельно освещалась культурная жизнь Крыма, отличавшаяся редким для оккупированных областей СССР разнообразием. В одном лишь Симферополе, например, работали две театральные труппы—украинская и крымско-татарская, здесь было организовано регулярное радиовещание на русском языке, транслировавшее, помимо обязательного официоза, национальную и симфоническую музыку, а также литературные постановки. «Голос Крыма» рассказывал читателям о поэтах, писателях, художниках и музыкантах, чьи имена были давно выведены из советского оборота (Константин Бальмонт, Михаил Булгаков, Федор Шаляпин, Константин Богаевский и др.). В городе работало три кинотеатра (два из которых были отведены для местных жителей), действовавшие под эгидой отдела пропаганды оккупационного командования. На этих экранах демонстрировалась, разумеется, исключительно германская кинопродукция, новинки которой, в особенности нацистский «агитпроп», встречали неизменно восторженные отзывы рецензентов, однако, как можно думать, их оценки не слишком расходились со вкусами невзыскательной и привычной к советской практике аудитории[7].
Весь этот набор «данных обстоятельств» оказался в неявной, но ощутимой связи с предметом нашего рассмотрения. Сама по себе перепечатка статьи из «провинциального» издания в берлинской газете была незначительным эпизодом редакционной практики «Нового слова», выступавшего «центральным органом» российской коллаборационистской печати. Однако у идеологов и сотрудников газеты при этом возникли, надо думать, свои виды на героя «самотечного» сюжета. Обнаружение такой замечательной фигуры, как Ханжонков, было несомненной журналистской удачей. Хотел он сам того или нет, но престарелый, забытый всеми кинодеятель представлялся знаковой фигурой, которую можно было представить читателям как жертву советского строя, сохранявшую надежду на возвращение прежних порядков с помощью германских «освободителей»[8].
Через несколько недель после перепечатки статьи о Ханжонкове в берлинской газете Крым посетил ее сотрудник—для подробного освещения достижений «нового порядка» за первый год оккупации и рассказа о тех местных жителях, кто был им облагодетельствован. Одним из них был избран и Ханжонков, которому журналист посвятил небольшой, но емкий по смыслу пассаж. Судя по всему, расчет журналиста строился на продолжении диалога, начатого в местном издании, однако новая встреча не вызвала энтузиазма у его собеседника и потому все свелось лишь к формальности. Журналист представил ее как случайную встречу во время прогулки по Ялте:
«<...> Проходим мимо знаменитой ялтинской киностудии, построенной еще до войны основателем русской кинопромышленности Ханжонковым. Когда-то здесь «крутились» фильмы с Мозжухиным, Верой Холодной, Полонским. С тех пор эта киностудия мало чем изменилась. Достроен павильон для звуковых съемок. Обшарпались и облиняли старые павильоны. По тротуару, вдоль киностудии пожилая, хорошо сохранившаяся женщина везет в кресле разбитого параличом старика. Это сам Ханжонков, основатель русской кинопромышленности и бывший хозяин этой студии. Советская власть ограбила его. Долгие годы он был «лишенцем». За что? Коляска, подталкиваемая его женой, везет ограбленного и нищего старика мимо его же собственного предприятия. На секунду он поворачивает голову в сторону своей, прячущейся за деревьями киностудии и вглядывается в нее. <...>»[9].
На этом интерес к Ханжонкову в нацистской печати исчерпался, но это не гарантировало ему избавления от других неприятностей. Ныне хорошо известно о том, чем грозило советскому человеку просто пребывание на «временно оккупированной территории», не говоря уже о публичной из-вестности в оккупационной печати. Этих персонажей отслеживали сотрудники СМЕРШа и родственных структур МГБ/КГБ, но Ханжонкову все же посчастливилось не только избежать их пристального внимания, но и сохранить остатки жалких советских привилегий довоенного времени—нищенскую пенсию, скудный паек и т.п.[10]. Не следует только думать, что в этом сказался гуманизм «органов» по отношению к больному старику. По-видимому, за другими, более важными делами они его попросту проглядели, а он, «воспользовавшись» этим, «благополучно» скончался в собственной постели и даже удостоился скромных некрологов в советских газетах[11].
Текст статьи А.Владимирова воспроизводится здесь по статье в газете «Голос Крыма» с комментариями, проливающими новый свет на некоторые эпизоды биографии Ханжонкова.
1. Крайне скупо и осторожно описывает этот период первая советская биографическая справка Ханжонкова, составленная В.Дроновой (1946?).—РГАЛИ, ф. 982, оп. 1, ед. хр. 8.
2. К у з н е ц о в а М. Биография, начатая в «биографе».—«Алфавит», М., 1999, № 47. См. также: Александр Ханжонков. Жизнь за кадром.—«Профиль», М., 1997, № 29; М и х а й л о в В. Рассказы о кинематографе старой Москвы. М., 1998, с. 178.
3. Об этом издании см. статью О.Коростелева в кн.: Литературная энциклопедия Русского Зарубежья 1918–1940. Периодика и литературные центры. М., 2000, с. 258–260.
4. «Голос Крыма. Russische Zeitung», Симферополь, 1942, 23 декабря, с. 2. Судя по другим публикациям, этот сотрудник газеты специализировался на кинематографических темах.
5. Газета, основанная 13 декабря 1941 года, на протяжении двух последующих лет выходила три раза в неделю тиражом в двадцать тысяч экземпляров.—Там же, 1942, 13 декабря, с. 1.
6. Там же.
7. «Заграничные германские фильмы, в большинстве случаев—веселые, жизнерадостные и остроумные комедии, привлекают в театр массу зрителей».—В л а д и м и р о в А. Первое полугодие работы кинотеатра «Крым».—Там же, 1943, 7 января, с. 4. При этом германскими властями неизменно отмечался крайне низкий культурный уровень посетителей кинотеатров. См., напр.: О порядке во время представлений (беседа с г-ном Полицеймейстером города Симферополя).—«Голос Крыма. Russische Zeitung», Симферополь, 1943, 22 марта, с. 4.
8. Отметим, что эмиграция, всегда очень чутко реагировавшая на любые признаки реставрации дореволюционного прошлого в советской жизни, не обошла вниманием и фигуру Ханжонкова. Даже в конце 1930-х годов, когда таких признаков в сталинском СССР было уже множество, издание воспоминаний старого кинодеятеля обратило на себя внимание рецензентов русского Зарубежья: «<...> Из этой книги мы узнаем, что пионер русского кино здравствует до сих пор, хотя и не занимается своим любимым делом».—С л о в ц о в Р. [Н.Калишевич] Детство русского кино (воспоминания А.А.Ханжонкова).—«Последние новости», Париж, 1938, 4 января, с. 2.
9. Ф е в р Н. На развалинах большевизма. На Южном берегу.—«Новое слово», Берлин, 1943, 28 февраля, с. 6.
10. См. переписку Ханжонкова с различными инстанциями о возобновлении персональной пенсии и продовольственного снабжения.—РГАЛИ, ф. 982, оп. 1, ед. хр. 54.
11. Там же, ед. хр. 7 (вырезка с неподписанным некрологом из газеты «Сталинское Знамя» от 27 сентября 1945 г.) и извещение о смерти Ханжонкова, данное от имени Ялтинского городского Совета трудящихся, Городского комитета ВКП (б) и Ялтинской киностудии.