Смерть, подобно монтажу, совершает отбор жизненных актов и организует их вне времени.
Смерть производит стремительный синтез прошедшей жизни, и свет, который она проливает на прошедшую жизнь, выбирает в ней основополагающие моменты, делая их мифическими деяниями. Именно так жизнь и становится историей, а история мифом.
Словно следуя этим мыслям Пазолини, Параджанов «снимал» план-эпизод своей жизни с оглядкой на последующий и неминуемый монтаж.
Предвосхищая свой историко-мифологический образ, Параджанов вкладывал в материал своей жизни логику будущего монтажа, лишая смерть произвольности синтеза.
Параджанов создал несколько великих фильмов — «Цвет граната», «Тени забытых предков», «Акоп Овнатанян», «Арабески на тему Пиросмани». Он воскресил и довел до совершенства искусство коллажа. Этого было достаточно, чтоб обеспечить себе место в истории культуры ХХ века. Но этого было мало, чтоб стать персонажем великого мифа — «История человечества».
И Параджанов лепил свой образ ежедневно и ежечасно, самой формой и сутью своего бытия. Он создавал и создал его по законам искусства — неисчерпаемый с высокой степенью непредсказуемости, — который в качестве мифологемы живет самостоятельной и независимой от своего прототипа жизнью.
Как всякий мифологической персонаж, Параджанов является носителем вполне определенных функций в конкретно очерченном пространстве.
Дефиницией этого персонажа является образ человека, творящего красоту в условиях несвободы. Не просто художник в тюрьме, а воскрешающий и возвращающий из небытия утерянные человечеством культуры.
Он родился, жил и творил в огромном лагере — СССР. Но творить — означает волить свободу. Конфликт с системой, конфликт с властями сопровождал его всю жизнь. Его преследовали, и границы «лагеря» постоянно сужались. Кульминацией стала тюрьма. Отсюда он писал письма родным и близким, в которых выстраивал свой образ зэка — зэка-творца.
Образ мученика, творящего вопреки воле властей, складывался еще до ареста — с арестом он канонизируется окончательно.
В тюрьме Параджанов не только творил сам, но и учил рисовать зэков, радовался их успехам, посылал друзьям на рецензию их стихи и рисунки. В своих письмах он не уставал объяснять ценность и значимость тюремных работ, просил беречь и сохранить их.
Если бы Параджанов ушел в мир иной до своего ареста, то это был бы уже другой персонаж, другого мифа. И состоялся бы миф вообще?
Кем он был там, в зоне? Как и чем жил и дышал? Параджанов и тут поработал на славу, чтоб не оставить нас без ответа.
В книге, которую подготовили к изданию сотрудники Армянской синематеки и фрагменты которой мы предлагаем читателям «Киноведческих записок», собрано 186 писем, написанных выдающимся кинорежиссером из советских тюрем и лагерей своим близким и друзьям в период с июня 1974-го по декабрь 1977-го года. Собранные воедино, они трансформируются в своеобразный дневник, день за днем прослеживающий жизнь художника в заключении, а рисунки, которыми Параджанов иллюстрировал свои письма, помимо ценности художественной, обладают еще и ценностью документального свидетельства. Перед нами кардиограмма творческой души и созидающего духа в неволе.
Гарегин ЗАКОЯН
В письмах, отобранных для публикации, мы вынуждены была произвести некоторые купюры, опустив, по преимуществу, перечни того, что Параджанов просит ему прислать, или поручений, а также списки его коллажей, которые он, в свою очередь, отсылал на волю.
При публикации мы сохранили те номера, под которыми эти письма будут напечатаны в книге.
Редакция «Киноведческих записок» благодарит всех сотрудников Армянской синематеки, участвовавших в подготовке этой книги.
Редакция