…Размышлять о будущем киноискусства — то же самое, что размышлять о самом будущем. Однако как можно всерьез размышлять обо всем этом, если знаешь, что кино постоянно изобретает это «будущее», изготавливает, внедряет и демонстрирует его нам? Можем ли мы вообще представить себе такое будущее, которое еще не вырисовалось в кино? В таком случае, что иное может преподнести будущее кинематографу, если не то, что постоянно находится на переднем крае его развития? И можем ли мы когда-нибудь догнать будущее? Возможно, эти вопросы так же бессмысленны. Возможно, будущее киноискусства у нас уже под носом, только мы этого не замечаем, потому что любим кино именно таким, каким его знаем, а не таким, каким оно будет.

Мы все знаем, что делать с кино и в кино. И любим эту работу. Мы стремимся вложить в нее всё. Мы все знаем историю кинопленки — если не откуда-нибудь еще, то по крайней мере видели это в кино. И большинство из нас ностальгически привязано к целлулоидной пленке: не хочет, чтобы ей пришел конец. А кинопленке конец, и на ее место приходит дигитальная технология. Та технология, которая в других областях жизни уже некоторое время назад вытеснила старую технологию — например, в газетах и иллюстрированных журналах. Изменения в режиссерской профессии и в кинопроизводстве тоже неизбежны.

Когда и как это произойдет, неважно. Важно другое: эти перемены коснутся только ремесла или изменят также творческое воображение? Когда только-только появился звук, предвидел ли кто-нибудь вихревые комедии, родившиеся десятилетие спустя? А ведь и тогда решительно протестовали — например, музыканты, сопровождавшие демонстрацию фильмов, которые со дня на день теряли свою работу. С тех пор звуковое кино создало бесчисленные (намного больше прежнего) возможности для музыкантов-исполнителей, которые этим и воспользовались. Думаю, и сейчас мы свидетели аналогичного процесса. Старые ремесла и профессии исчезают, нарождаются новые, или уже родились. В последние двадцать лет, например, уже едва можно было найти специалиста, который знает, как нужно раскрасить черно-белый фильм. Сегодня уже, пожалуй, никто не знает, как делается «мэт пэйнтинг» (раскрашенный макет). Но мне кажется, это необратимый процесс. Хотя мы все еще работаем на целлулоидной пленке, но уже сейчас целому ряду профессий мы говорим: «прощай!».

Может быть, технология кино, то есть кино как техническое средство, важнее в наших глазах доверенного ему сообщения? Иначе говоря: влюблены ли мы в целлулоидную пленку или в то, для чего ее используем, что из нее делаем? Не стоит ли, скорее, радоваться, что то, что мы до сегодняшнего дня рассказывали на целлулоидной пленке, благодаря дигитальным носителям информации сохранится наверняка? Наше, кинематографистов, дело решить: что мы хотим делать с новой технологией. Уже само слово «дигитальный» вводит в заблуждение. Многие отождествляют его с «мираклем» и ждут от него чуда. А на чудо оно не способно. Только на то, что мы с его помощью сделаем.

Что касается изображений, то «дигитальная» технология до сих пор была родной сестрой трюкачества. Это синоним мистификации. Ее использовали только в рекламных фильмах и в области спецэффектов. Словно это только средство манипуляции. К тому же не было никакой разницы между копией и оригиналом. Но дьявол прячется отнюдь не в технике, а в том, на что ее используют. В киноискусстве ценность самого средства определяется всегда тем, какую историю мы хотим с его помощью рассказать и насколько это удается перевести в изображения. Новая технология только тогда ведет вперед, когда повышает действенность средства, когда обогащает его словарь, расширяет его грамматику. А ведь дигитальная техника способна именно на это. На рассказывание таких историй, которые мы еще и не придумали. О которых мы только догадываемся, глядя видеоклипы. Но уже различимы и будущие творцы, хотя они еще молоды и их интересуют только компьютерные игры…

Вспомните рождение CD в начале 80-х годов? Все только изумлялись новому качеству звука. Это было будущее, новый носитель звука, «музыка будущего». А бакелитовая пластинка вскоре исчезла с рынка. Но не нужен был особенно изощренный слух, чтобы убедиться: музыка, записанная на пластинке в 33 оборота, была гораздо более живой, дарила бóльшие впечатления и переживания, а дигитальная музыка более «плоская», холодная, не было в ней ни сердца, ни души. Музыке, записанной на дигитальных носителях, потребовалось не меньше, чем десять лет, чтобы она достигла уровня музыки, записанной по старой технологии, и даже превзойти его. Так же будет и с дигитальным изображением. Оно достигнет этого уровня, и тогда уже ностальгия не будет простительным грехом. Потому что время остановить нельзя.

Хотя по всем признакам дигитальная технология действительно мощный шаг вперед, осторожность не вредит: в ходе развития мы с каждым большим шагом вперед делаем несколько маленьких шагов назад. Вспомните, какими беспомощными, рутинными, маловыразительными были фильмы, которые снимались непосредственно после изобретения звукового кино? Их невозможно было смотреть, каждый из них был поистине издевательством над талантом Абеля Ганса. Да, конечно, там был звук, но куда делись ритм, поэзия, элегантность немого кино? Вот и сегодня сколько фильмов, которые, хотя и гордо демонстрируют новейшие достижения дигитальной магии, хромают на обе ноги. И не воздействуют на нас. Мы их тотчас забываем. Сегодня происходит то же самое, что было вначале с CD. Но для беспокойства нет причин, нужно только подождать. С терпением и доверием. Сознавая, что кино одной ногой уже шагнуло вперед и как раз сейчас поднимает вторую ногу.

Вспомните, как поразил нас фильм «2001: Космическая одиссея»? Думаю, что тогда (речь о 1968 годе) мы и понятия еще не имели, что это за фрукт — «дигитальная технология». Но я убежден в том, что в 2001 году дигитальный язык будет уже говорить с таким же красноречивым богатством оттенков, с каким в свое время говорил Кубрик. Всё уже близко. Остерегаться нужно лишь того, чтобы лжецы и лицемеры не прибрали к рукам новую возможность. Нужно лишь верить в будущее кино, в то, что и тогда будет все то, что было до сих пор. Нужно только определить, чего до сих пор не было, а теперь уже есть.

Ностальгия — враг развития. Не то чтобы я не разделял чувств тех, кто желает работать на кинопленке, пока это можно. У них сильные аргументы. Однако присоединиться к ним нелегко. Возможно, в один прекрасный день они поймут: их работа, больше того,  их призвание как рассказчиков историй исчерпало свое время. Я хотел бы побудить их к тому, чтобы они смело разведали будущее и находились бы с ним в связи: в будущем, которое определяет дигитальное кино, — точно так же, как в прошлом и настоящем, — то, что делается без любви и  убежденности, едва ли выдержит испытание временем. Это утешение всем тем, кто обожествляет кино, подобно мне, но верит в то, что и без целлулоидной пленки киноискусство сохранит свою  волшебную силу.