Рассказ-воспоминание художника и режиссера-мультипликатора Кирилла Георгиевича МАЛЯНТОВИЧА (р. 1924) «Как боролись с «космополитами» на «Союзмультфильме» был написан в 1990-е годы для публикации в журнале «Идиш Газ» (1995, № 6), но остался практически не замеченным в кинематографических кругах. Мемуарная новелла Евгения Тихоновича МИГУНОВА (1921-2004) «Я — космополит?» является частью воспоминаний этого художника и режиссера, объединенных под общим названием «О, об и про» и записанных в нескольких тетрадях. Новелла Е. Т. Мигунова датируется примерно1981-82 годами и поначалу не предназначалась для печати; в «Киноведческих записках» она обнародуется впервые.
В мемуарных свидетельствах К. Г. Малянтовича и Е. Т. Мигунова описывается реальное событие, случившееся в конце 1940-х годов на киностудии «Союзмультфильм» — собрание по борьбе с «космополитами». Различия в описании этого мероприятия вполне объяснимы: за давностью лет какие-то детали мемуаристы могли забыть, а какие-то — привнести. Так, Е. Т. Мигунов упоминает и о другом собрании, также инициированном постановлением ЦК КПСС об опере Вано Мурадели «Великая дружба». Возможно, Евгений Тихонович в своих воспоминаниях частично объединил оба собрания (что и сам допускает). Документальные свидетельства, которые могли бы скорректировать публикуемые мемуары и восстановить более объективную картину происходившего, нам, к сожалению, найти пока что не удалось.
Приносим благодарность Музею кино и в частности — заведующей отделом анимации С. Ким за предоставленные для публикации мемуары Е. Т. Мигунова.
Вскоре после войны, году в 1948-49, развернулась в стране очередная кампания «борьбы». На этот раз началась «борьба» с «безродными космополитами» — если точнее, то она обратилась против евреев.
Советская власть ни дня не жила без борьбы: боролась с троцкистами, с уклонистами, с большевиками-ленинцами, с кулачеством, уничтоженным «как класс», с религией и с многими-многими другими «врагами». Война отвлекла на время от этой борьбы внутренней ради борьбы с настоящим врагом — немецким фашизмом. Победив фашистов, малость передохнули и опять началась борьба — теперь с «космополитами».
На собраниях разного рода их разоблачали, клеймили, шельмовали, а затем начинались «оргвыводы»: выгоняли с работы, исключали из партии, а там, где гонители проявляли особое рвение, и сажали — как, например, на автозаводе им. Сталина (теперь ЗИЛ), где посадили человек 400 инженеров во главе с главным, конструкторов из заводского КБ и разных других служб. Пострадал при этом и сам директор завода Лихачев[1] — легендарный балтийский матрос, член партии с 1905 года, участник штурма Зимнего с 1917 года, комиссар Гражданской войны, а с 1923 года — красный директор возрожденного из руин завода АМО, предка теперешнего ЗИЛа.
С ним до посадки, правда, дело не дошло, но из ЦК КПСС, членом которого он был, и из партии его исключили «за политическую близорукость».
На заседании ЦК его обвинили в том, что он-де «окружил себя евреями», на что Лихачев ответил: «Я себе сотрудников подбирал по умам, а надо было, оказывается, по херам?»
Этой крамольной реплики ему, конечно, не простили, и расправа была проведена незамедлительно. С директоров завода его тоже сняли. А не скажи он этого — может быть, заставили бы его, как принято, покаяться и спустили дело на тормозах, ограничившись каким-нибудь партвзысканием...
Но это так, к слову — чтоб была ясна ситуация того времени.
А на «Союзмультфильме» дело обстояло так.
Евреев на студии было много. Были среди них режиссеры, художники всех профессий и даже главбух и замдиректора. И все в ожидании беды затаились и повторяли про себя библейское моление: «Да минует меня чаша сия!»
К чести коллектива, бывшего тогда на «Союзмультфильме», работавшего дружно и никаких признаков антисемитизма не проявлявшего, и сейчас с выявлением «безродных космополитов» не торопились, полагая, что очередная кампания погремит-погремит где-то там, вдали, и затихнет.
Но не тут-то было! Как ни тянули, а пришлось собирать собрание и на студии.
Предварительно у директора студии Акимова[2] прошли секретные совещания с парторгом Буровым[3] и еще кое с кем, и была, видимо, выбрана будущая жертва, которую решено было принести на алтарь борьбы. Кого избрали на эту роль конкретно — было не известно. И это только усиливало напряжение...
Итак, собрание началось.
Большой просмотровый зал студии был полон. На сцене, за столом президиума сидели секретарь партбюро Буров, председатель месткома Бредис[4] и еще кто-то из администрации. Открыл собрание Буров. Человек тупой и злобный по характеру, он как нельзя лучше подходил к роли главного инквизитора.
Всегда у меня вот такие «несгибаемые большевики», кричавшие со всех трибун о своей сверхпартийности, идейности и бдительности и особенно активно проводившие в жизнь любое «мероприятие», вызывали какое-то инстинктивное недоверие. И недаром.
Тот же Буров оставил на студии внебрачного сына, от которого трусливо отказался. Уйдя работать на «Мосфильм», он и там, пролезши в профком, попался на махинациях с выделяемыми для студии автомобилями, но опять партбилет помог ему избежать заслуженной кары, и опять он перебрался в Обком работников культуры, где след его и затерялся.
Открыв собрание, Буров объявил о теме и предложил высказываться.
Первым на трибуну взошел, а точнее, вскочил Ламис Бредис, один из лучших художников-мультипликаторов студии, а в то время председатель фабкома. Хитрец и демагог, он хотя и был не еврей, а чистокровный латыш, но решил на всякий случай подстраховаться: все-таки Бредис — фамилия не русская, запишут в космополиты — потом доказывай, что ты не верблюд. Заодно и тему своего выступления он избрал очень находчиво: обрушился с разоблачениями на... Уолта Диснея! Того самого Диснея, на картинах которого училось работать не одно поколение советских мультипликаторов, и он в том числе.
Какие громы и молнии он только не обрушил на голову ничего не подозревавшего в своем Голливуде Диснея! По словам Бредиса, он был бездушный ремесленник, творящий свои бесконечные серии с Микки Маусом, Дональдом Даком и Плуто с целью оглупления народа и пропаганды империалистической жестокости: там все время кого-нибудь бьют, давят, жгут и т.д. Бессмертный фильм «Бемби» был назван «человеконенавистническим»: там приход человека в лес нес с собою пожар и смерть всему живому.
И все это было сказано на таком обличительном пафосе, что оратор заслужил аплодисменты зала.
Последующие ораторы приняли эту игру тотчас же и стали развивать эту тему дальше.
Вот встал музыкальный редактор студии Семен Давидович Бендерский[5] и, разводя пухлыми ручками, вопрошал, сделав наивное лицо: «Вот у этого... как его... Диснея есть фильм... про этого... я забыл название... ну про козленочка... Ну что в нем хорошего?»
Это он, видите ли забыл, как называется фильм «Бемби», только что названный его предыдущим оратором.
Были выступления и другого рода: вот на трибуне появился художник-постановщик Лев Мильчин[6] и проявил недюжинные знания истории советского кино (сказалась учеба во ВГИКе): «Нам, русским художникам, глубоко отвратительно высказывание «безродных космополитов» Козинцева и Трауберга, что им подметки американского чечеточника дороже всех труб оркестра Мариинского театра!».
Действительно, эти неосторожные слова были провозглашены Козинцевым и Траубергом в манифесте ФЭКСов — группы молодых кинематографистов, объединившихся не то в 1923, не то в 1924 году. Тогда будущим «космополитам» было лет по 19-20, и их тогдашний манифест был, как и многие манифесты тех годов, мальчишеским вызовом и эпатажем общественного мнения. И вот, спустя четверть века, этот их петушиный манифест цитировался как неоспоримая улика их преступного низкопоклонства перед Западом, и грозило это их авторам нешуточными неприятностями. Выручило их то, что ко времени описываемых событий они были режиссерами знаменитой трилогии о Максиме.
И в таком духе шло это собрание, и кое-кто уже начал надеяться, что пронесет...
Но тут собрание получило новый неожиданный импульс!
К трибуне с горящими глазами мчался через весь зал один из старейших режиссеров студии — Александр Васильевич Иванов[7]. Небольшого роста, сухощавый и жилистый, он постоянно бурлил и клокотал, как кипящий котел. Бешеный темперамент захлестывал его в жизни и особенно — в работе.
Из комнаты, где находилась режиссерская группа, постоянно слышались его резкие крики, гвалт стоял такой, что проходящему мимо по коридору свежему человеку могло показаться, что за дверями идет грандиозная ссора, а может быть, и рукопашная. Люди же привычные знали, что это идет обычная работа, а разговор идет самый мирный и деловой...
Александр Васильевич, человек в общем мирный и доброжелательный, имел в студии заклятого врага — другого корифея «Мультфильма» — Ивана Петровича Иванова-Вано[8]. В довоенные годы среди кинематографистов бытовала мода на прибавку к своей основной фамилии — второй, для звучности. Происхождение этого обычая вело свое начало от театральных нравов XIX века, когда на театральных подмостках царили Иванов-Козельский, Глама-Мещерская, братья Дара-Дарский и Дара-Вельский, а позднее блистали Собольщиков-Самарин, Горин-Горяинов, Сашин-Никольский и, конечно же, Немирович-Данченко!
Глядя на театр, не отставало и кино; там были и Наумов-Страж, и Петров-Бытов, и Корш-Саблин[9]. А у нас на «Союзмультфильме» — Иванов-Вано.
И между ним и просто Ивановым была старая вражда не на живот, а на смерть. Подогревалась она тем, что Иван Петрович Иванов-Вано, отнюдь не превосходя Александра Васильевича Иванова талантом, в делах житейских обскакал его по всем статьям: он был профессором ВГИКа, «схлопотал» 2 ордена Трудового Красного Знамени и первым в студии получил звание Заслуженного деятеля искусств.
Все это вызывало у Александра Васильевича чувство жгучей зависти к незаслуженным, по его мнению, почестям Ваньки-Вано — он называл его только так, а не иначе. Стычки у них проходили на каждом собрании или заседании худсовета, куда входили оба.
Александр Васильевич горячился, наскакивал на своего противника, а тот в ответ цедил что-нибудь презрительное. Александр Васильевич нервничал и в результате проигрывал, что еще более усиливало обоюдную вражду, и вот сейчас, на этом собрании, Иванов почувствовал, что настал его час! И летел к трибуне, как выпущенная торпеда.
«Что вы всё про Диснея, да про Диснея? — начал он с ходу, почти криком. — Когда у нас свой космополит есть! Вот он сидит!» И его указующий перст уперся в сидящего в первом ряду Вано.
— Ишь, ему и фамилия русская не нравится: был Иванов — стал какое-то Вано! Он уже давно перед Западом преклоняется. Еще при покойном Викторе Федоровиче Смирнове[10], в то время как я делал «Деда Ивана», «Наш перелет», «Квартет»[11] — он что делал? Он «Три мушкетера»[12] делал! Диснея копировал! Вы помните, помните — гусей с ихнего Дональда Дака сдирал! Он и сейчас что делает? «Чужой голос»[13] он делает!!!»
Тут в пылу обличения Александр Васильевич допустил прямую передержку: фильм «Чужой голос» как раз обличал «растленную западную музыку».
Но дело было сделано: космополит, преклоняющийся перед Западом, был назван, обличен и пригвожден к позорному столбу!
Зал оживился: спектакль набирал неожиданную силу. На растерянного Вано уперлись внезапно посуровевшие взгляды президиума. В зале повисла гнетущая тишина, эдакое затишье перед бурей. Между Вано и залом как бы выросла невидимая стена. Дело пахло керосином — надо было спасаться.
А Иванов, довольный произведенным эффектом своей речи, с торжествующим лицом сошел с трибуны и вернулся на свое место.
И Вано растерялся. Спотыкаясь на ступеньках, ведущих на сцену, он кинулся на трибуну. Лицо его с отвисшей губой напоминало античную трагическую маску.
— Това-а-рищи, — начал он слезливым голосом, — как это могло случиться, что я, Иван Петров Иванов, дошел до жизни такой, что меня, сына калуцкого крестьянина, назвали с этой трибуны космополитом?! Не было этого, товарищи-и-и! Нас заставляли! Это всё Смирнов!!! Всё он заставлял!!» Казалось, Вано вот-вот расплачется.
— Саша! Трусов! — почти рыдая, воззвал он, простирая руки в зал к сидевшему вдали художнику-постановщику этих злосчастных «Мушкетеров» — Александру Трусову[14]. — Саша! Да скажи ты им — нас заставляли, с нас сп’ашивали!
Все головы в зале повернулись к Саше, а тот, опустив голову ниже колен, готов был провалиться сквозь землю. Казалось, еще немного — и свой космополит будет похоронен заживо, но, очевидно, это не входило в планы сидевшего в президиуме «треугольника»: слово взял, наконец, секретарь партбюро Буров.
Начал он, так сказать, с преамбулы:
—Да что же ето, дорогие товарищи, делается? Я вас спрашиваю! Куда ни глянешь — одна иностранщина вокруг! В ресторан зайдешь пообедать, а там то же самое: спросишь прейскурант, а тебе миню какую-то подают! Развернешь, глянешь — а там одни питикуры*! Плюнешь и уйдешь голодный!! Да и на студии у нас то же... Вот, например, режиссеры Брумбергб...
При этих словах две сестры-режиссерши Зинаида и Валентина Брумберг[15] (по студийному прозвищу Брумбергб) вздрогнули и сжались.
— Вот Брумберга, — продолжал Буров, — ничего не скажешь, неплохие режиссеры (сестры Брумберг несколько приободрились), и у них в картине етой... как ее... «Человечка нарисовал я»[16] — тоже все слова какие-то нерусские: извините, да пожалуйста!
Эти нерусские слова Буров произнес подчеркнуто иронично, скорчив физиономию: «Извини-и-и-те, да пожа-а-а-луйста!».
— Прекращать ета надо, товарищи! А то у нас до того дошло, что у Александрова в кабинете над головой чей партрет висит? Думаете вождя нашего, дорогого товарища Сталина? Нет! У него вишь ты — Диснея етова партрет висит! И даже с подписью!
Действительно, злосчастный портрет Уолта Диснея с несколькими любезными словами его автографа был подарен им первому директору «Союзмультфильма» Смирнову, посланному к нему в 1935 году в командировку от тогдашнего ГУКФа с целью ознакомления с работой студии Диснея и изучения технологического процесса создания мультфильма[17].
В 1936 году была создана студия «Союзмультфильм», начавшая работу по американской технологии, привезенной Смирновым, а в 1938 году Виктор Сергеевич был репрессирован — как «американский шпион»[18]. А оставшийся бесхозным портрет из его осиротевшего кабинета забрал себе его зам — Александров[19]. Забрал на свою голову, и теперь за этот опрометчивый шаг наступила «расплата».
— Мы етих происков, етова, как ево, косьмалитизма у себя на студии не потерпим, — продолжал Буров, все более и более распаляясь, — не место Вам, дорогой товарищ, в нашем здоровом коллективе!
Вот оно — свершилось!
Жертва была названа и принесена на алтарь борьбы со «зловредными» происками «безродных космополитов». Да еще вещественное доказательство было налицо. Свой «космополит» был найден, выявлен, борьба была проведена, о чем можно было рапортовать во все вышестоящие организации! (Остальные кандидаты облегченно вздохнули — чаша сия их миновала!)
Напрасно вышедший на трибуну замдиректора студии Ефим Абрамович Александров пытался как-то оправдаться — все было тщетно.
Да и вправду сказать, мало кто мог понять, что он там говорил. Был он высокого роста, очень толстый, с вытянутой вверх остроконечной головой, с большими оттопыренными ушами. Вдобавок имел он крупный нос и какой-то утробный голос. Всё это, вместе взятое, послужило тому, что за ним прочно утвердилось прозвище «Дядя Слон». Дело в том, что незадолго до описываемого события режиссеры В. Дежкин и Г. Филиппов сделали фильм «Слон и муравей»[20], посмотрев который студийные остряки нашли, что Ефим Абрамович поразительно смахивает на этого слона. Походил даже голос. Прозвище прилипло моментально и намертво.
Так вот. И в обычном состоянии то, что говорил Александров, понять было трудно, сквозь гул и сопение с трудом прослушивались отдельные слова, прерываемые какими-то носовыми всхлипами. Теперь же, в растерянности и страхе, он совсем потерял дар речи и гудел что-то совсем нечленораздельное...
Его уже никто не слушал — все было ясно, президиуму надо было писать протокол собрания, а собравшимся хотелось скорее идти по домам...
Ефим Абрамович тут же уволился сам, не дожидаясь «оргвыводов». Его не задержали и милостиво дали уйти «по собственному желанию».
Вот так и закончилась борьба с «космополитизмом» на «Союзмультфильме».
1. Лихачев Иван Алексеевич (1896-1956) — директор Московского Автомобильного завода в 1926-1939, 1940-1950 гг.; в 1939 — нарком машиностроения, с 1953 — министр автомобильного транспорта и шоссейных дорог СССР.
2. Акимов Николай Петрович — директор киностудии «Союзмультфильм» в 1946-1950 гг.
3. Буров Н.Н. — в 1940-е гг. начальник студийной лаборатории, заместитель директора студии.
4. Бредис Ламис (1912-1957). В мультипликации с 1934 года как художник-мультипликатор, затем — как сорежиссер, с 1941 по 1949 гг. — режиссер; с 1951 г. — на студии научно-популярных фильмов.
5. Бендерский Самуил Александрович (1879 /по др. данным — 1881/ — ум. в середине 1960-х) — оператор и художник, работавший одновременно в документальном и анимационном кино. Он также писал музыку к мультфильмам и работал звукооформителем.
6. Мильчин Лев Исаакович (1920-1987) — художник-постановщик мультипликационных и игровых фильмов. В 1943 г. окончил ВГИК, а в 1945 г. начал работу на «Союзмультфильме»; с 1963 г. — режиссер-мультипликатор.
7. Иванов Александр Васильевич (1900-1959) — режиссер мультипликации (с 1924 г.).
8. Иванов-Вано Иван Петрович (1900-1987) — в мультипликации с 1924 года; с 1927 г. режиссер-мультипликатор, профессор ВГИКа.
9. Наумов-Страж Наум Соломонович (1898-1957) — оператор, Петров-Бытов Павел Петрович (1895-1960) и Корш-Саблин Владимир Владимирович (1900-1974) — режиссеры.
10. Смирнов Виктор Федорович (1896-?) — в 1933-1936 гг. организатор и участник освоения «диснеевской» технологии производства мультфильмов в СССР. В 1934-35 гг. руководил Экспериментальной студией при ГУКФе (позже — при киностудии «Мосфильм»), на производственной базе которой в 1936 г. был создан «Союзмультфильм». В 1943-44 гг. — директор киностудии «Союзмультфильм».
11. Имеются в виду фильмы А. В. Иванова «Дед Иван» (1939) — по современной советской сказке «Как дед Иван смерть прогнал», «Квартет» (1935) — поставленный совместно с П. П. Сазоновым по мотивам басни И. А. Крылова, и «Таежные друзья» (1939, в тексте воспоминаний — «Наш перелет»). Из перечисленных фильмов Иванова лишь «Квартет» снимался во время функционирования коллектива «Смирновской студии», и тоже был решен в эстетике, близкой диснеевской.
12. «Три мушкетера» — фильм И. П. Иванова-Вано (1938) из цикла с постоянным главным персонажем — Утенком, созданным под очевидным влиянием героя диснеевских короткометражек — Дональда Дака. Цикл создавался уже после ухода Смирнова из мультипликации.
13. «Чужой голос» — фильм И. П. Иванова-Вано 1949 года по сатирическому сценарию С. В. Михалкова.
14. Трусов Александр Ефимович (1912-1988) — художник-постановщик киностудии «Союзмультфильм», работавший над картиной «Три мушкетера».
15. Брумберг Валентина Семеновна (1899-1975) и Зинаида Семеновна (1900-1983) — режиссеры-мультипликаторы.
16. Имеется в виду фильм сестер Брумберг «Федя Зайцев» (1948 г.). «Человечка нарисовал я» — название его дополненного ремейка, выпущенного в 1960 г.
17. Ошибка. Имеется в виду работа Смирнова в Америке в 1931-33 гг. и ознакомление его с технологическим процессом мультпроизводства на студии У. Диснея и других.
18. Непроверенная и, скорее всего, ошибочная информация. См. прим. 10.
19. Александров Ефим Абрамович — в то время заместитель директора «Союзмультфильма».
20. «Слон и Муравей» — фильм Б. П. Дёжкина и Г.Ф.Филиппова, снятый в 1948 году по басне дагестанского поэта Гамзата Цадасы.