В своих воспоминаниях о Петре Ивановиче Чардынине (наст. фамилия—Красавцев; 1872–1934), первая жена кинорежиссера, К.П.Новицкая писала: «[он родился] в г. Симбирске, в мелкой купеческой семье» и с детства «мечтал быть актером, и все свои гроши тратил на театр. За это мать его драла, хотела выбить из него эту мечту. Но это не помогло, желание стать актером глубоко запало в его душу. Не окончив симбирскую гимназию, совсем юношей сбежал из дому, приехал в Москву—без гроша, без знакомых. Нашел какой-то урок, чтобы как-нибудь существовать. Нанял на чердаке комнату за 5 рублей в месяц. Впоследствии мать сжалилась и стала присылать 25 р. в месяц. Петр Иванович не оставив своей заветной1 мечты, стал добиваться поступить на курсы в Московскую филармонию. Подал заявление и его допустили до экзамена. Экзамен выдержал хорошо и был принят по классу В.И. Немировича-Данченко, считался способным учеником и его освободили от платы за право учения. Товарищи по классу были И.М. Москвин, Кошеверов, [Мария] Тарасова, [нрзб]»2.

Фактическая неточность изложения, построенного по канонам артистической биографии, обнаруживается в сопоставлении с документами. В «Журнале учеников и учениц» Музыкально-драматического училища, куда Петр Красавцев был зачислен 30 августа 1890 года, точно проставлена дата рождения: 28 января (по старому стилю) 1872 года. В графе «происхождение» значится «сын дворового человека», т.е. работника, после отмены крепостного права не захотевшего покинуть хозяина. Среди документов, представленных Красавцевым, значатся метрика и аттестат: то есть гимназия так или иначе была окончена3. Его педагогами по драматическому классу сначала были А.И.Южин и А.Н.Невский, которого и сменил в 1891 году Вл.И.Немирович-Данченко. Известность из выпускников этого набора получил А.С.Кошеверов, который был принят через некоторое время во МХТ, а по выходе из него в 1902 году совместно с Мейерхольдом явился организатором и руководителем Труппы русских драматических артистов, игравшей в Херсоне в сезон 1902/03. Иван Москвин поступил в училище уже после того, как его окончил Красавцев.

В «Отчетах музыкально-драматического училища Московского филармонического общества» за 1891–92 и 1892–93 годы указано, что Петр Красавцев действительно был освобожден от платы за право учения4. Кроме драматического, он окончил класс истории искусств и истории драмы (за 1892–93 учебный год). Экзаменационный спектакль состоялся 12 марта 1893 года (по ст. стилю) Критик журнала «Артист» так оценил дарование выпускника: «У г. Красавцева хороший голос, ясное произношение и в то же время недостаточное умение пользоваться голосовым материалом, сухость дикции, отсутствие чувства, недостаточная свобода жестов и малоподвижное лицо. Нам кажется все же, что школа могла бы больше сделать для г. Красавцева. Исполнение им ролей трагика (“Таланты и поклонники”) и слуги Левелье (“Севильский цирюльник”) показало, что молодой исполнитель далеко не лишен сценических данных, которые еще ждут своего развития»5.

По окончании училища Красавцев, взявший псевдоним Чардын, а потом Чардынин, начинает карьеру провинциального актера и антрепренера. Есть закономерность в том, что зимний сезон артист, как правило, проводил в более или менее стабильной антрепризе, а на летний (иногда и весенний) собирал собственное товарищество, подвизавшееся в небольших нетеатральных городах России. Так, в 1895 году весенним сезоном в Златоусте играет труппа под его руководством, в которой участвуют его жена К.П.Новицкая и сокурсник А.С.Кошеверов. В 1898 году Чардынин принимает на летний сезон (после отказа от дела С.С.Рассатова) антрепризу в Белгороде. Летом 1899 года его труппа гастролирует в Орехово-Зуеве, в летний сезон 1900 он держит здесь антрепризу. В те же годы его имя упоминается в составе антреприз П.А.Алякринского (Вятка, 1897/98, зима), В.Н.Викторова (Вологда, 1900, весна; Уральск, 1900/01, зима) и др.

Первоначальное амплуа Чардынина—драматический любовник. По условиям провинциального театра того времени, он должен играть не меньше 20 ролей в сезон, как правило, с одной-двух репетиций. Разброс—от пьес Гоголя и Островского до псевдоисторических драм Н.Л.Пушкарева и водевилей И.И.Мясницкого. Имя артиста не гремит, но провинциальные хроникеры театральных изданий (главным образом, журнала «Театр и искусство»), нередко выделяют его по итогам закончившегося сезона. «П.И.Чардынин—(драмат. любовн.)—молодой, способный и трудолюбивый, но не достаточно еще опытный артист, в игре его замечается натянутость и деланность»,—считает вятский корреспондент6. Сурово отозвавшись о труппе В.Н.Викторова в целом, рецензент из Уральска заключает: «...из мужского персонала лучшими из исполнителей (при всем их однообразии) следует признать гг. Чардынина и Татаринова»7.

Наверное, одной из самых лестных характеристик Чардынин удостоился в Вологде: «Г. Чардынин, который в труппе [В.Н.Викторова] занимает должно быть амплуа вторых любовников, в свой бенефис поставил “Гамлета”, в пер. Гнедича. Те немногие, которые были в театре, получили неожиданное удовольствие. Честь и слава г. Чардынину, что он поработал добросовестно и старательно над Гамлетом. Публика оценила это и наградила серьезного актера не только многочисленными вызовами и дружными аплодисментами, но и четырьмя подношениями. А г. Чардынин сыграл Гамлета не хуже заправских премьеров провинциальных театров»8. Вершиной актерской карьеры Чардынина стало приглашение в Москву, в театр Введенского народного дома, где он прослужил с 1908 по 1910 годы9. Происходит постепенная смена амплуа—среди ролей артиста все больше благородных особ и резонеров: Стародум («Недоросль»), Сергей Сергеевич Паратов («Бесприданница»), Президент («Коварство и любовь» Ф.Шиллера) и пр. Работа в московском театре позволяет ему закрепиться во второй столице, вероятно, возобновить старые связи и обзавестись новыми. Новицкая запомнила, что встреча Чардынина с четой Ханжонковых произошла в театре Введенского народного дома.

Как антрепренер Чардынин руководствовался (в особенности на первых порах) проверенными стратегиями; но, по-видимому, он вообще хотел удивлять и привлекать публику разными, даже экзотическими способами. Репертуар его трупп вызывает нарекания строгих ценителей, но, как можно предположить, страхует от дефицита. В «Театре и искусстве» за 1899 год корреспондент журнала из Орехово-Зуева пишет, что «раньше ставили больше Островского и Шпажинского», но «нельзя этого сказать о гастролирующей у нас в настоящее время труппе под управлением г. Чардынина. Репертуар, исключая двух пьес Карпова и одной Шпажинского, полубалаганный, и уж во всяком случае нежелательный и устарелый. Такие “шедевры”, как “Двумужница” князя Шаховского, “Две сиротки”, “Гайдамак Гаркуша” и проч. в том же духе, говорят сами за себя»10. В номере «Театра и искусства» за 1910 год встречаем сообщение из Ярославля о «Первом плавучем театре Двух масок» г. Чардынина, курсировавшем в продолжении летнего сезона по Волге: «Театр помещается на большой барже “Садко”, отделан довольно уютно, имеет собственную электрическую станцию и 320 мест в зрительном зале. Репертуар составлен из одноактных и двухактных водевилей, фарсов и пьес репертуара “Театра Ужасов”... Труппа делает хорошие сборы»11.

Характеристика сценической деятельности Чардынина и ее провинциального периода будет неполной без учета его пьес, переделок и обозрений12. Обращает на себя внимание «Кошмар. Трагическая баллада в 2-х действиях», написанный Чардыниным, предположительно, в 1907–08 гг. Герои пьесы—майор, потерявший на войне обе ноги, и его брат—студент. Действия как такового нет—есть воспаленные, полубезумные излияния двоих в первом акте, прерываемые появлением жены майора, и захлебывающийся, бредовый, нескончаемый монолог студента—во втором. Рассказывая о сражениях, майор говорит о солдате, которому на его глазах оторвало голову, а потом спрашивает: «Ты не пробовал пить кровь?» «...Я перестаю понимать, что можно—чего нельзя. Если сейчас я возьму тебя за горло сперва тихонько, как будто ласкаясь, а потом покрепче и удушу, что это будет»,—вопрошает студент. «Сны мои ужасны и безумны»; «Какой-то кровавый туман обволакивает землю и я начинаю думать, что приближается момент мировой катастрофы»; «Кровавый пир—в этом кроется сама правда...»; «Воронье кричит»; «Я должен сойти с ума»—подобными мотивами пронизана эта странная пьеса, заставляющая вспомнить и об экспрессионизме, и о театре ужасов. «Больная» тема и описываемые ужасы сыграли свою роль—16 февраля 1908 г. цензура признала пьесу неудобной к представлению13.

В 1910-е годы, по мере увлечения кино, сокращается театральная деятельность Чардынина. Очевидно, что кинематограф во всех своих формах, наиболее отвечал его интересам как актера, режиссера, сочинителя и предпринимателя. Отдав в начале своей деятельности дань промежуточному жанру кинодекламации, он вскоре становится успешнейшим среди режиссеров российского немого кино.

1. В оригинале—заметной.

2. Н о в и ц к а я  К.П.  Воспоминания о старейшем кинорежиссере Петре Иванов. Чардынине.—Государственный центральный музей кино, ф. 3, оп. 1, ед. 37, л 1—1 .об.

3. См.: Филармоническое общество. Музыкально-драматическое училище. Журнал учеников и учениц. С 1883 по 1894 гг.— Музей МХАТ. Архив Немировича-Данченко. № 11112, л. 94.

4. Отчет музыкально-драматического училища Московского филармонического общества. За 1892–93 учебный год. М., 1893, с. 16.

5. «Артист», М., 1893. Кн. 3, № 28, с. 159.

6. «Театр и искусство», СПб., 1898, № 13, с. 271.

7. «Театр и искусство», СПб., 1902, № 16, с. 338.

8. «Театр и искусство», СПб., 1900, № 8, с. 174.

9. См.: «Театр и искусство», СПб., 1908, № 16, с. 286 (о вступлении в труппу); «Рампа и жизнь», М., 1910, № 14, с. 228 (о выходе из нее).

10. «Театр и искусство», СПб., 1899, № 30, с. 526.

11. «Театр и искусство», СПб., 1910, № 22, с. 447.

12. Они хранятся в Центральной научной библиотеке СТД (Москва) и Санкт-Петербург-ской театральной библиотеке.

13. Заключение цензора см.: РГИА, ф. 776, оп. 26, ед. хр. 27, л. 37.

К стр.339