Честно говоря, я боялась смотреть «Романовых». Слишком люблю панфиловское кино. Пугала тема. Слишком «официальная» в последние годы, слишком «омассовленная», что ли. Одно дело, снимать «вопреки»: горьковскую «Мать» на заре перестройки, когда наша малоначитанная и чрезвычайно «стадная» либеральная интеллигенция брезгливо морщилась: «Как можно, родоначальник соцреализма!» «Настольная книга»!..» и т.д.  Другое дело — снимать «в струе».

Однако Панфилов, и за это я люблю его «отдельно», никогда не сверялся с конъюнктурой. Он делал то, что считал своим. Всю жизнь, по сути, он снимает один большой, крупный и очень русский фильм. Про нас. Про страну талантливую и безумную, смиренную и бунтарскую, наивную и мудрую.

Конфликты панфиловских лент — за пределами того, что можно разрешить прямо тут, на экране. Глеб Панфилов, кажется, наш единственный трагик в кино. Со времен Эйзенштейна. Он не строит «свой дом», как это делал, скажем, Тарковский, талантливый последователь Льва Толстого в нашем искусстве. И не разрушает его с каким-то мазохистским вожделением, как это делает не менее талантливый последователь поздней прозы Серебряного века Алексей Герман. Он видит неразрешимость «здесь и всегда» конфликта, известного нам еще с эпохи классицизма: личного и государственного, частного и общественно полезного, судьбы человека и судьбы народа.

У Панфилова дом — это символ личного, частного, гуманного. Его оберегают. Как оберегает свой палисадничек у дома Валентина. Как безуспешно пытается строить свой дом слишком талантливая Паша Строганова. Но есть силы внешние и, главное, внутренние, разрушающие этот дом. Таня Теткина историей обречена на бездомность.  А у Елизаветы Уваровой рушится семья, дом — пока она, мэр города, спасает людей из дома, физически разрушающегося. В попытках спасти дом идет на свои страшные деяния Васса Железнова. Дом матери, из которого так рвется Павел Власов, — на самом деле его нравственный стержень («Мать» Панфилова и строится вокруг этого дома). Дом — это прибежище.

И вот, наконец, дом стал непосредственным героем фильма Панфилова. Дом Романовых. Столкнулись дом как символ частного и дом, двор, воплощение власти, государства. Столкнулись в трагическом, неразрешимом конфликте.

Мне уже доводилось читать где-то про мелодраматические страсти в последнем фильме Панфилова. Вот уж пальцем в небо! Панфилов действительно великий мастер чувств. Но о какой мелодраме может идти речь, если конфликт двух домов в этом фильме трагически неразрешим. Как неразрешим и — увы — неизбежен он в истории. Панфилов это понимает и принимает его таким, как он есть. Независимо от того, кому он симпатизирует внутри своих домов. Поэтому-то он и трагик.

Похоже, наша критика свела «Романовых» к драме слабой власти, к драматическому конфликту слабой личности у власти. Это как если бы эйзенштейновского «Ивана Грозного» представить лишь как линию Владимира Старицкого. Да еще и с позиции Старицких.

Предыдущие фильмы Панфилова — это внутренние трагедии сильных, талантливых личностей, сознательно избирающих свой путь. «Романовы — венценосная семья» — это трагедия дома, разрываемого на частный и государственный.

Тут самое время вспомнить — в духе Георгия Гачева — про женское начало, женский род России, родины, семьи. У Панфилова всегда в центре повествования женщина. Женщина, хранящая очаг, созидающая, строющая дом. В панфиловских героинях обнаружилась большая русская актриса. Инна Чурикова наградила их своим талантом, своим умом, чувствами, особостью… Здесь та диалектика, где трудно обнаружить — да и не стоит гадать, — что было вначале: курица или яйцо. Панфилов ли открыл Чурикову, Чурикова ли сделала панфиловское кино?.. На самом деле, это счастливо случившийся, судьбою назначенный союз очень талантливых, изначально творчески зрелых людей, давших нам феномен кино Панфилова-Чуриковой. С его женским, жизнеутверждающим, началом.

В «Романовых» Чурикова отдала свой голос английской актрисе, исполняющей Александру Федоровну. Но не она, принцесса гессенская и самодержица всея Руси, героиня этого фильма. И не Николай II, как показалось некоторым. Это стало бы сломом панфиловской традиции. Здесь же традиция продолжена. Семья — героиня этого фильма. Женское начало.

Когда-то, говорят, мать Шукшина, посмотрев «Ивана Грозного», вздохнула: «Как трудно быть царем...» «Романовы — венценосная семья» — это тоже о том, как трудно быть царем. А не о том, как царю трудно быть семьянином.